«Ничего, Аналитик, еще не вечер. Пожалуйста, продолжайте, чувствую, самое интересное впереди».

"Дорогой друг, интуиция вам не изменяет. В 1975 году Горкин был приговорен к высшей мере — двенадцать детских изуродованных трупов, но в силу невыясненных обстоятельств смертную казнь заменили пятнадцатью годами одиночки. Однако отсидел он ровно четверть срока, да и то в следственном изоляторе КГБ, выполняя функции «стукача» и «прессовщика». Работал с ним не кто-нибудь, а Леонид Степанович Шагаев, отец депутата Госдумы, тогда еще майор из управления "З" — Защита конституционного строя, В то же время сам народный избранник также знаком с Горкиным, — я бы сказал, очень близко: они состоят в гомосексуальной связи, но встречаются тайно, потому что основной партнер законодателя, его помощник по кличке Дембель, чрезвычайно ревнив и совершенно непредсказуем".

«Знаете, Аналитик, у меня создается впечатление, что они все там наверху педерасты».

«Ну, дорогой друг, здесь вы не совсем правы. Вспомните-ка скандал с бывшим министром юстиции — так он морально разлагался с особами женского пола. Ну ладно, вернемся к нашим баранам. Комплексный анализ милицейского банка данных показывает, что сперма, обнаруженная на женских трупах, соответствует второй и четвертой группам. То есть, по законам криминалистики, насильники должны иметь соответственно вторую и четвертую группы крови. Теперь информация к размышлению: Горкин Михаил Борисович имеет четвертую группу, а депутат Шагаев третью. От комментариев воздержусь».

«Спасибо, Аналитик, это крайне интересно. Скажите, а как там поживает мой сундучок, крысы его не погрызли?»

«У меня, дорогой друг, крысоловки на каждом шагу. Так что приезжайте, буду рад».

«До скорой встречи, Аналитик. Конец связи».

Хрусталевский широколампасный предводитель был россиянином еще в самом соку — раза в полтора моложе самого Хрусталева и на первый взгляд впечатлял благообразной лысиной и генеральским разворотом в общем-то нешироких плеч. Однако, несмотря на представительную внешность, на деле главнокомандующий был никакой, что, впрочем, особого значения для его карьеры не имело. Хватит того, что однажды он исхитрился выбрать правильный путь, решительно заявив громкое «нет» врагам демократии, и с тех пор уверенно пер по нему, в то же время соблюдая старое правило курятника — клюй ближнего и обгаживай нижнего. А пахота — не генеральское это дело, пусть конкретной работой заморачиваются заместители.

Было время обеда. Голодные радетели закона глотали набегавшую слюну и, выделяя едкие желудочные соки, с энтузиазмом выдвигались на кормобазу. Там их поджидали щи из квашеной капусты, неважнецкий, утопившийся в комбижире бефстроганов и нечто бурое в стаканах, называемое, однако, гордо «напитком бомбардирским». Ах, где вы, незабвенные наркомовские обеды, даже не представимые без двух сортов икры, тающей во рту семги и желто-молочных айсбергов сливочного масла? С вкуснейшими украинскими борщами, с биточками из молодой свинины в окружении сложных гарниров, с бьющим ключом нарзаном и реками «сидра советского»? До отвалу? Да на халяву? Мистерия, роковая загадка, страшная тайна, покрытая мраком.

Однако из-за невозможности прервать процесс служения народу не все чекисты пошли на поводу у своих желудков. В кабинете хрусталевского главнокомандующего они, к примеру, держали совет. Со стен начальственных апартаментов струился галогеновый свет, у окна мягко урчал кондиционер, а в красном углу на деревянном постаменте, формой и цветом напоминавшем поставленный на попа гроб, покоился бронзовый бюст железного Феликса. Говоря откровенно, вида совершенно кошмарного. Рыцарь революции был представлен только своей головной частью, сверху украшенной железнодорожной фуражкой, а снизу козлиной бородой, которая, собственно, и была присобачена к подставке — шеи не наблюдалось и в помине. А объяснялся весь этот ужас просто. Когда задули новые ветры и прошлое стало рушиться с пьедесталов, впавшие в маразм ветераны решили из низвергнутого памятника Дзержинскому изготовить что-нибудь трогательное, на память. Однако когда это у чекистов было все в порядке с головой? Вот и на этот раз с ней вышла неувязочка, и бронзовый череп кумира действительно трогал до слез и оставался в памяти надолго.

Между тем хозяин кабинета внимательно выслушал подчиненных, посмотрел видеозапись и, зашелестев пухлым содержимым корок, энергично потер лысину:

— Майор, вы свободны. — И, удивившись, поднял на него глаза: — Вам что, повторять надо?

Ступин никак не отреагировал: разморенный уютом генеральского логова, он сладко спал, очень неизящно раскрыв рот и забавно всхрапывая носом, что делало его чем-то похожим на большого притомившегося кролика.

— Николай Игнатьевич, — Хрусталев тронул майора за плечо и слегка потряс, — давай, иди отдыхай.

— Извините, товарищ генерал. — Ступин поднялся и, чуть не своротив по пути сервировочный столик, тяжело потопал к себе — прокуренный, небритый, весь мятый какой-то.

— Распустили вы его, Евгений Александрович. — Главнокомандующий посмотрел майору вслед и перевел взгляд на полковника. — Скоро на моем столе заляжет, никакой субординации.

Сам он был кадровиком и о «прелестях» оперативной работы знал только понаслышке, да, собственно, и знать не хотел.

— Устали люди. — Полковник хрустнул пальцами и указал на разложенные перед генералом документы: — За две недели такое нарыть — надо потрудиться.

— Да уж, постарались. — Главнокомандующий снова потер лысину, что, видимо, стимулировало у него работу головного мозга, и вздохнул: — Вон чего выкопали. Депутат с помощником по уши в наркоиграх, а предполагаемая «фабрика» находится на территории… э-э-э… — Он замолчал и принялся шуршать бумажками. — Ага, вот, учебно-тренировочного центра охранной структуры «Болид», созданной на базе «Фонда поддержки бывших работников КГБ — ФСБ». Причем фамилия его председателя — Шагаев, такая же, как и у обосравшегося депутата, блин. Ты, Евгений Александрович, хоть понимаешь, что это значит?

— Ну разложился народный избранник, как говорится — в семье не без урода. — Хрусталев сделал непонимающее лицо и, пожав плечами, нехорошо ухмыльнулся. — И потом, единственный он, что ли? В газетах чего только не прочтешь — они вон и киоски грабят, и детей насилуют, а у некоторых по нескольку судимостей даже, — как говорится, «постой, паровоз, не стучите, колеса»…

— Значит, не понимаешь. — Генерал погрустнел и, вытащив из стола пачку «Давыдова», осторожно закурил. — Пока ты будешь ставить вопрос о депутатской неприкосновенности сынка, его папаша тебя, да и меня заодно, поставит раком. Уж я-то его знаю, обороняли вместе в девяносто третьем Белый дом, так что это, — генерал кивнул на материалы оперативно-розыскных мероприятий и покосился на Хрусталева, — оставь-ка пока у меня. Подумаем, что со всем этим делать. И слушай, так мне внешний вид этого майора твоего не нравится, просто глаз режет. Ты, Евгений Александрович, проведи-ка с ним беседу.