Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но оставшиеся две трети были деньгами кипрских компаний и граждан. С одной стороны, 100 000 евро — это большие деньги. С другой, если посмотреть на многолетние пенсионные накопления киприотов или на деньги, вырученные от продажи своей недвижимости и положенные в банк, это не так уж и много. Получается, что на деле ЕС настоял на аресте и фактической конфискации средств в основном обычных граждан, обычных законопослушных кипрских и греческих компаний, а также иностранных компаний, занимавшихся вполне легальным и прозрачным бизнесом. Эти средства пошли на оплату кипрских долгов европейским банкам — держателям суверенных долговых бумаг.
* * *
Эти меры привели к полному хаосу. Компании оказались не в состоянии платить зарплаты своим сотрудникам, планы, связанные с пенсионными накоплениями, оказались порушенными, бизнес в спешном порядке выводил из страны те деньги, которые еще можно было спасти, в надежде избежать еще бóльших потерь. Туризм — основной источник дохода для страны — получил серьезный удар, так как гостиницы и рестораны потеряли свой оборотный капитал. Я слышал об одном случае, когда отель безвозвратно потерял 6 миллионов евро. В течение всех недель, когда счета оставались замороженными, людям не выплачивалась зарплата, а потом они стали получать ее только в размере 75 %. В результате европейские банки получили свои деньги, но цена этого состояла в серьезном уроне кипрской экономике и разрушении жизней многих киприотов. На сегодняшний день большинство конфискованных средств так и не возвращено.
Германия настаивала на подобной конфискации в значительной степени для того, чтобы послать всем сигнал о последствиях дефолта, при этом не затронув какую то большую европейскую страну. Немцам, скорее всего, не удалось бы поступить так же с Грецией, Испанией или Венгрией потому, что эти страны не согласились на такие меры, а Германия не могла себе позволить рисковать существованием зоны свободной торговли внутри ЕС.
Кипр подходил для «показательной порки» лучше всего, так как не только находился на окраине ЕС и имел малые размеры, но и был завязан на сложные политические проблемы своего разделения на две части, был объектом серьезных российских интересов, на острове был высок уровень коррупции и низка эффективность всего, связанного с экономикой и политикой. Как и в других странах Южной Европы, в стране была высокая безработица — 15 % во время начала кризиса, выросшая затем до 20 %.
Теневая экономика не давала налоговых поступлений, по острову гуляли деньги, добытые незаконным путем. Кипр — это отражение всей Южной Европы в концентрированном и в доведенном до крайности виде. Кипр был слаб и не имел возможности сопротивляться. На кипрском примере ЕС показал всем свою способность принуждать отдельные страны к действиям, которые очевидным образом расходятся с их непосредственными национальными интересами.
Интересно отметить готовность кипрских властей, с которой они пошли навстречу требованиям ЕС и предпочли дефолту путь жесточайшей экономии, который грозил сломать хребет всей экономики. Кипрские лидеры оказались готовыми на все ради сохранения страны в рамках ЕС, даже на всеобщую конфискацию денежных вкладов. Эта готовность к сотрудничеству с Брюсселем любой ценой очень примечательна и с политической, и с социальной точек зрения. Интересы политико-экономических элит европейских государств оказываются превыше всего остального.
Фактом является то, что активы тех, кого можно отнести к элитам, по большей части не аккумулируются на сберегательных счетах, а имеют другие формы. Решение о замораживании и конфискации ударило в основном по среднему классу и по малому бизнесу, чьи активы в основном и носили характер наличных денег на банковских счетах. Объективно стратегическое решение, продавленное Евросоюзом, заставляло не кипрское государство расплачиваться за свои долги, а кипрский средний класс оплачивать суверенный долг. Государство пошло по этому пути, согласившись с «рецептом» ЕС потому, что сохранение страны в Евросоюзе имело преимущества в долгосрочной перспективе. Более того, оно имело и краткосрочный смысл, если базироваться только на данных по ВВП страны без углубленного анализа цифр по отдельным классам и группам населения. Но для среднего класса, интересами которого просто пренебрегли, это было серьезным ударом.
Пример Кипра иллюстрирует динамику развития средиземноморского региона в целом. Германия настояла на том, чтобы должник решил проблему своих суверенных долгов. Для должника это означало одно — передачу активов своих граждан банкам стран Северной Европы. Политическая и экономическая элиты Кипра стремились остаться в Евросоюзе, поэтому они были готовы навязать обществу решение, которое им самим навязывалось извне. Результатом, в частности, было возрастание трений между широкими народными массами и элитой, повсеместное падение доверия людей к Евросоюзу и собственному правительству. Как побочный эффект всего этого, возросло напряжение между греками киприотами и мусульманами. Кипрские компании, особенно в индустрии сервиса и обслуживания, проводят политику найма только киприотов. Таким образом, большое число иностранцев, которые жили и работали на Кипре (многие из которых являются мусульманами из стран, не входящих в ЕС), оказались перед выбором между скатыванием в нищету, в криминал или отъездом с острова.
* * *
Что-то похожее, что в концентрированном виде произошло на Кипре, имело место и в других странах европейского Средиземноморья — от Испании до Греции. Весьма различающиеся между собой страны стояли и стоят перед аналогичными проблемами: долговой кризис, внешний нажим в пользу проведения политики жесткой экономии, которому с готовностью поддаются местные правительства, появление антииммигрантских и антиевропейских партий, которые считают находящиеся у власти в своих странах правительства одним из главных препятствий на пути выхода из кризиса.
Реакция на нарастающие трудности идет дальше простой неприязни к мусульманам. В Испании приобрело серьезное влияние движение за независимость Каталонии. В Италии, Франции, Греции крайне правые партии получают все большую поддержку в массах. Во всех этих странах иммигранты, которые в данный момент почти все являются мусульманами, воспринимаются как угроза потери и национальной идентичности, и конкретных рабочих мест, общее число которых и так сокращается.
Растет ненависть к цыганам, но не потому, что они у кого-то отнимают работу, а из-за их общего восприятия как неконтролируемой криминальной этнической группы.
Напряженность в Европе между севером и югом не нова и основывается на существенных различиях народов этих стран. Она заметно возросла в период финансового кризиса. Однако, безусловно, она не видится как нечто, что может реально привести к войне севера с югом. Сама география не благоприятствует такого рода войне, которую средиземноморские страны просто не могут себе позволить.
Тем