меня, запыхавшуюся, косой взгляд, и… в следующий миг я оказалась перекинутой через мужское плечо. Перед глазами зарябила кладка мостовой, а нос уперся немногим выше того места напарничка, где ноги заканчивают свое приличное название. Я усиленно и зло засопела в поясницу Дьяра.

– Какого демона ты творишь? – вырвалось у меня.

– А какого тебе надо? У меня их много, – таким же, ничуть не запыхавшимся голосом отозвался Дьяр.

Гад! Издевается! Мне захотелось его придушить за эту бодрость. Ну или хотя бы покусать. Подозреваю, еще ни разу в жизни филей темного властелина не был в такой опасности, как сейчас. Но я скала. Я кремень. Сдержалась.

– Все, на месте, – поставив меня на брусчатку, ответил Дьяр.

«Местом» оказалась площадь. На ней рядком, положив морды на лапы и обвив себя хвостами, лежали драконы. Присмотревшись, я увидела, что на загривках ящеров приторочены седла.

– Они спят? – боязливо уточнила я.

Ответом мне стал открывшийся глаз дракона. Плёнчатое веко (причем одно) поднялось, медленно моргнув, и на меня уставился вертикальный зрачок. Почему-то мне показалось, что это именно тот самый дракон, которого я видела приземлившимся днем на площадь.

Но, пока я созерцала здоровенного ящера, который со скучающим интересом взирал на суетливых людишек, Дьяр с цвергом времени не теряли. Карла, подкинув в воздухе пару рудных камней, сотворил два кинжала, и… напарник с Молохом шустро, но очень осторожно начали резать подпругу на седлах. Прямо как опытные драконокрады, ну честное слово.

Ящеры при этом даже не просыпались. Лишь парочка сонно моргнула.

– Тиг, чего застыла, давай залезай. – Дьяр махнул рукой как раз на того самого, с которым мы играли в гляделки.

Позже я узнала, что драконы в этом мире – только драконы. В смысле, ящерицы с крыльями, пастью, полной зубов, и луженой глоткой, в которой рождается пламя. И ни в каких прекрасных принцев они не превращаются. В непрекрасных, впрочем, тоже. Зато могут запросто сожрать княжича. Если тот попадется нерасторопный.

Дикие драконы признавали только силу. А именно магов, чей дар оказывался сильнее их воли. И уже потом в тело ящера, укрощенного наездником, в холку вживлялся артефакт. Он представлял собой углубление, которое точно подходило под размеры амулета подчинения. Тот подавлял волю дракона, делая его послушным командам не только того, кто объездил, но и любого погонщика, рискнувшего взгромоздиться на чешуйчатую шею.

Почему рискнувшего? Это я испытала на собственной шкуре, когда здоровенная махина пружинистым скачком оттолкнулась от земли и взмыла в воздух. Несколько заполошных хлопков – и мы уже оказались над домами Рутки.

И именно в этот момент на площадь выбежало несколько погонщиков. Трое ринулись к драконам, а двое почти синхронно зажгли в руках пульсары. Сгустки энергии полетели в нас.

«Да что же это такое! Ну почему напрасно я опять так мужественно помираю! Нет чтобы пожить тихо, не по-геройски совсем!» – промелькнула ироничная мысль.

Дьяр резко дернул поводья, заставив дракона заложить вираж, уходя от обстрела. Пульсары, в полете превратившиеся в два пылающих огненных шара, каждый размером с меня, пронеслись под брюхом и над спиной дракона, который резко накренился. И если при этом Дьяр сидел на шее, в седле ящера, как влитой, то я, оказавшаяся позади напарничка, в какой-то миг едва не упала. Ну как едва… Я вывалилась, повиснув и молотя ногами по воздуху. Моя юбка позорно задралась и реяла на манер стяга. Сама же я завопила, из последних сил держась за ногу Дьяра, в которую успела вцепиться.

Напарник, схватив меня за запястье, втянул в седло и умостил на этот раз перед собой.

Скорее всего, мое недопадение продлилось не больше пары секунд, но воспоминания остались на всю жизнь. А вот Дьяру достались следы от этих моих впечатлений: я, боясь упасть, вцепилась в бедро напарника, исполосовав его ногтями.

Управлять драконом, когда перед носом мельтешит макушка девицы, напарнику было, мягко говоря, неудобно, но он ничего не сказал. Я же лишь склонилась, вжавшись спиной в его грудь и вцепившись в луку седла.

Под нами меж тем один из погонщиков обнаружил, что упряжь срезана. Кто-то попытался взмыть в небо без седла, не удержался и упал бы, размозжив голову о камни, если бы его силовым арканом не подхватил кто-то из товарищей. Вот только пока один погонщик был занят спасением второго, остальные – убиением нас.

А если учесть, что на площадь прибежал уже весь отряд, то… Я никогда не хотела познакомиться с тем, что представляет из себя шквальный огонь. Вот нисколечко. Но кто же меня будет спрашивать? Погонщики представили нас друг другу. Причем весьма горячо и настойчиво.

Атакующие заклинания летели градом. Так, что если поначалу Дьяр пытался маневрировать, то потом выругался и со словами:

– Держи в натяг, – вручил мне поводья.

Сам же напарник, развернув корпус и перемахнув вторую руку через мою голову, свел ладони вместе на уровне груди. А когда разомкнул их, меж пальцами, затрещав, начала рождаться черная молния.

Даже я почувствовала исходившую от нее силу.

– Неужто громовой щит?! – послышалась восхищенное восклицание со стороны гребня. Там, меж острых драконьих шипов, сидел Молох. – Я о таком только слыхивал, но думал, брешут…

Вот только, пока Дьяр кастовал заклинание, один из огненных шаров полетел прямо в нас. В то место, где мы сидели. И уйти от удара мы не успевали. Только умереть.

Страх и борьба за жизнь – этого всего было так много за последнее время. И от того, чтобы сорваться в черное отчаяние, до этого мига меня удерживала лишь надежда на спасение. И сейчас она сгорела в пламени мчавшего на нас пульсара.

Страх, боль, понимание безысходности – все это переплелось, превратившись в жидкий огонь, который растёкся по моим венам. И в ответ на это откуда-то из глубины поднялась волна. Тьма, что жила во мне с самого первого мига, как я очнулась в этом мире. Тьма, о которой я не знала. Она спала до этой секунды. И сейчас я буквально слышала, как затрещал панцирь изо льда, что ее сковывал. Мой дар рвался наружу. Стремительным потоком, лавиной.

Я бросила поводья и, выпростав руку, вытянула ее навстречу летящему шару ладонью вперед. Из-под моих пальцев вырвался мрак, затопляющий всё и вся, поглощающий любой намек на жизнь. А по нервам, как по оголенным проводам, ударил разряд боли.

Три плетения встретились одновременно: огненный шар, заслон, который все же успел сотворить Дьяр, и моя тьма.

Фаербол буквально раскроило напополам щитом, и огненные осколки волной моей силы смело, возвращая обратно