– Нас могут увидеть с вертолета, – вдруг сказал Эд.

– Только не ночью, – уточнил Вячеслав. Он зевнул и спросил: – Там вроде чего-то пожрать оставалось?

Эд достал пакет из воды и бережно вытащил из него помятые раскрошенные бутерброды. Всем досталось, включая темнокожего парня и Сему. Последний так жадно чавкал, словно в последний раз ел неделю назад.

После «ужина» Вячеслав задремал, уронив голову на бочонок.

К счастью, вода оставалась теплой, и люди не чувствовали особого дискомфорта, постепенно свыкнувшись с новым положением.

– Писи-каки, – вдруг громко сказал Сема и произвел губами непристойный звук. – Срачка-каки.

– Ты хочешь в туалет? – осведомился Эд.

– Се-ма каки. Писи уже, каки – нет.

– Ммм… – Эд пребывал в замешательстве. Да и что он, собственно, мог сделать? Снять штаны с этого дурачка? Или пусть справляется со своей проблемой сам?

Пока он раздумывал, вопрос разрешился сам собой. С блаженной улыбкой на губах Сема радостно сообщил, что «Сема каки уже».

– Хорошо, что мы в воде, – вполголоса произнес Эд. Он посмотрел на Татьяну и, смущаясь, спросил: – А ты не хочешь… в туалет?

– За меня не переживай, – слабо улыбнулась она. Посмотрела в сторону дремавшего мужа и сказала: – Представить себе не могу, как после всего этого можно дрыхнуть.

– Не последним фактором сыграло его признание. Ему сразу стало легче, – объяснил Эд. – Прикинь, с каким грузом он жил все это время.

Татьяна обдумывала слова Эда, и в какой-то момент ей даже стало жаль Славу. Теперь она понимала причины этих пьянок без повода, вспышек агрессии, зачем он нанял личную охрану…

– Если мы выберемся, ты поможешь ему? – с надеждой спросила она.

– Не «если», Таня, а когда, – поправил ее Эд. Он погрузился в размышления. – Все это очень странно. Если бы этот дядя хотел убить Славку, то зачем ему этот спектакль с фотками? Не понимаю. Но в любом случае вам нужно будет уехать, по крайней мере, из Тасмании. На острове Маккуори у меня есть один знакомый, на время перекантуетесь там, а потом… а потом как карта ляжет.

– Эдик, что ему будет… за смерть грека? – осторожно спросила Татьяна.

– Если парень будет молчать, то, может, ничего и не будет. А молчать он вряд ли будет, – рассудил Эд.

– Но ведь он оборонялся! И мы подтвердим это! – Она умоляюще заглянула в глаза Эду.

– Ты не знаешь местных законов. Ты считаешь, что с ним будут возиться, вызывать комиссара для проведения расследования? Да им проще нас закопать на пляже, предварительно вывернув наши бумажники.

Услышав такую перспективу, Татьяна похолодела.

– Может, ему заплатить? – робко спросила она.

– Можно попробовать.

Из груди Татьяны вырвался вздох.

– А ведь все к этому шло. Помнишь бабочку?

Эд кивнул.

– Не могу сказать, чтобы этот Папаша Дриппи был хорошим человеком, но уж как-то сально он на меня поглядывал, – заметила Татьяна, вспомнив двусмысленные жесты охотника.

– Он хотел тебя, – вдруг сказал Эд. – Извини за подробности… трахнуть во все, куда только можно засунуть. Он спрашивал, сколько ты стоишь и как ты умеешь… в общем, его интересовал оральный и анальный секс.

– То есть? – опешила Татьяна, чувствуя, как к лицу прилила кровь.

– Вот так. Вы думали, что я перевожу его треп про акул, а на самом деле он говорил такие мерзости, что у тебя волосы дыбом встали бы, переведи я тебе дословно его сексуальные фантазии.

– И что ты ему отвечал?

– Что ты не продаешься. Просто белые женщины очень ценятся в здешних краях, а Папаша Дриппи, по местным меркам, достаточно обеспеченный человек, который мог позволить себе заплатить за женщину. Даже за белую.

– И ты… все слышал и ничего не сделал? – в голосе женщины слышалось одновременно изумление и обида.

– Не хотел портить вам отдых, – пояснил немного виновато Эд.

– А потом, когда бы мы вернулись, ты бы с ним разобрался, да? – лукаво посмотрела на него Татьяна, но Эд промолчал.

«Конечно, разобрался бы, – промелькнула у Татьяны мысль. – Избил бы, если бы вообще не убил».

– Я постоянно думал о тебе все это время, – вдруг проговорил Эд. – Помнишь, ты мне как-то дала почитать Януша Вишевского «Одиночество в Сети»? Я до сих пор помню одну фразу из этой книги. «Нет ничего несправедливей, чем скучать по ком-то без взаимности. Это даже хуже, чем любовь без взаимности».

Он бережно коснулся лица Татьяны, осторожно убрав со лба прилипшие волосы.

– Не надо, – тихо сказала она, хотя прикосновения Эда были ей необычайно приятны.

– Почему? Тебе ведь хорошо, правда?

Татьяна с колотящимся сердцем чувствовала, как рука Эдуарда ловко проникла за ворот ее рубашки и нежно поглаживала упругую грудь. Где-то внизу живота постепенно разливалось сладкое тепло. Она закусила губу, едва сдерживая себя, чтобы не закричать от наслаждения.

– А помнишь, как ты делала губы во время этого? – услышала она его жаркий шепот. – Буковкой «О». Это было… так необычно и забавно. И это было так давно…

Татьяна буквально кожей ощущала, как у нее набухают соски, а теплая истома, медленно разливающаяся внизу, стала подниматься наверх. С ее губ сорвался тихий стон, она опустила веки и глубоко задышала.

Неожиданно перед глазами возник Вячеслав, хмурый, с тяжелым, обвиняющим взглядом. Огромным усилием воли она убрала руку Эда.

– Не нужно так больше делать, – хрипло сказала она. – У тебя… у тебя семья, – вдруг вырвалось у нее первое, что пришло в голову.

Эд отодвинулся, но обиженным не выглядел.

– Нет у меня никого, – вдруг ожесточенно произнес он.

– Как нет? – растерялась Татьяна. Возбуждение медленно, с неохотой отступало, как полуденная тень.

– Она шла гулять с детьми. Выходила из лифта с коляской, один сын оставался в кабине. И вдруг двери закрылись, и лифт поехал вниз. Коляску всмятку, второго сына вместе с ней. А потом кабина неожиданно полетела вниз, никакие блоки не помогли. Сын разбился от удара. А жена отравилась спустя неделю в больнице.

Он говорил бесстрастным тоном, и рассказ занял не более тридцати секунд, но каждое из произнесенных слов было похоже на тупые гвозди, которые он беспощадно вколачивал в сознание Татьяны, от них веяло такой всепоглощающей горечью, что она, не сдерживая эмоции, крепко прижалась к нему.

– Я люблю тебя, – прошептал Эд, с нежностью целуя женщину в губы. – И всегда любил только тебя.

Татьяна смотрела прямо перед собой, ощущая влагу в глазах. Или это брызги от волн? Ведь и слезы, и океан соленые…