Плавник мелькал и мелькал перед их глазами. Акула не приближалась и не удалялась, она просто тупо наматывала круг за кругом, создавалось впечатление, что она наслаждается страхом людей, жалкой кучкой сбившихся посреди ночного океана.

Она скрылась под водой лишь через час, когда все уже были на грани безумия.

Эд был уверен, что парень мертв. Он посветил фонарем, темная субтильная фигурка, едва видневшаяся за бочонком, была абсолютно неподвижной.

Эд посмотрел на Татьяну. Она вся как-то съежилась, мокрые волосы почти полностью закрыли ее лицо, и он счел, что сейчас женщину лучше не трогать. Вячеслав, сгорбившись, одной рукой держался за бочонок, второй старательно закрывал глаза. Глядя на него, Эд вспомнил кадры из боевиков, когда несущийся на машине человек видит перед собой неожиданную преграду и машинально закрывает лицо руками, словно это может спасти его.

Зато его поразил Сема. Невероятно, но умалишенный как ни в чем не бывало спал! Он мирно похрапывал, шлепая во сне губами и чему-то улыбаясь. Эд покачал головой. И все-таки каким ветром его занесло на катер Папаши Дриппи?!

Начало светать. В океане воцарился полный штиль, и от малейшего ветерка по зеркальной поверхности воды шла мелкая рябь.

Эд подплыл к юноше и некоторое время не отрываясь смотрел на побелевшие пальцы, судорожно вцепившиеся в бочонок, ногти уже начали синеть. Он медленно заглянул за бочонок. Из воды торчали только руки, все тело подростка, точнее, его половина, находилась под водой. Ног не было, из разорванного живота висели обрывки кишок, подводное течение медленно колыхало их, как щупальца осьминога.

– Какая нелепая смерть, – пробормотал Эд.

Он вытащил нож, который захватил с тонущего катера, и перерезал веревку, в которой запуталась одна рука трупа, после чего с огромным трудом, используя лезвие как домкрат, отцепил окоченевшие пальцы мальчика от бочонка. Тело юноши стало опускаться на дно, и Эда не оставляло ощущение, что мертвые остекленевшие глаза с немым укором смотрят на него, будто обвиняя в своей смерти.

Эд засунул нож за пояс и только теперь почувствовал, что его уже несколько часов мучает жажда. Про себя он решил, что не притронется к пресной воде, она будет нужней Татьяне. Отплыв в сторону, он сделал пару глотков прямо из океана. Поморщился. Гадость, но это лучше, чем ничего. Теперь было бы неплохо облегчить мочевой пузырь… Он только отплывет на пять-шесть метров в сторону.

Расстегивать ширинку было чрезвычайно неудобно, и Эдуард то и дело уходил под воду прямо с головой. Наконец, когда все было готово, он поднял голову… и увидел акулу.

* * *

В соседней каюте полушепотом вели неспешную беседу Айс и Исви. После нескольких фраз Айс произнес:

– I respect your language, but if you are not against, let’s speak English. To me it is more convenient. Anyway nobody hears us. You after all can speak it?[22]

– Yes[23], – ответил Исви. Он сидел прямо на полу, скрестив свои волосатые босые ноги по-турецки.

Дальше разговор шел на английском.

– Почему ты не заводишь двигатель? – спросил Айс, буравя собеседника своими глазами-льдинками.

Исви дотронулся до едва затянувшейся царапины на щеке и ответил отсутствующим голосом:

– Он нагрелся и должен остыть.

Айс недобро улыбнулся:

– Не лги мне. Я разбираюсь в технике и знаю, что лодка в порядке.

Исви вздохнул.

– Я не хочу плыть дальше. Я должен подумать.

– О чем? У нас нет времени. Девчонка может умереть.

Исви отвел взгляд в сторону:

– Это не моя вина.

Айс снова ухмыльнулся, всем своим видом демонстрируя, что прекрасно знает, какую игру затеял Исви:

– Верно. Но я помог тебе. Теперь твоя очередь.

Глаза Исви вспыхнули жгучей злобой, и он выкрикнул:

– Ты сделал зло!

– О чем ты? – с невинным выражением лица воззрился на него Айс.

И без того непривлекательное лицо Исви, распаханное глубокими царапинами, с огрызком носа, стало еще более отталкивающим.

– Ордо хуже. Мне хуже. Нам всем только хуже от того, что вы сделали, – хрипло сказал он.

– Я предупреждал тебя, Исви. Ты играл в рулетку и не верил мне.

– Я знаю, – обреченно произнес Исви. – Но я не хочу, чтобы это повторилось.

Айс перестал зевать и, наклонившись ближе, угрожающе зашептал:

– Это не твое дело.

Исви разразился злым смехом:

– Посмотри на меня, Айс. У меня нет лица. Я потерял семью и Ордо. Она стала другая.

Лицо Айса вновь стало бесстрастным.

– Ты всегда можешь начать сначала. Заводи лодку!

На скулах Исви заиграли желваки, и он решительно отрезал:

– Я не поеду. Я должен ехать домой.

– У тебя нет дома. Прости, – без тени сожаления сказал Айс.

Исви повернулся к нему, его пальцы скрючились, словно он уже сжимал шею Айса:

– Что?!

Айс откровенно забавлялся, наблюдая за реакцией Исви:

– Разве ты еще не понял? Это начало конца, Исви, – членораздельно, по слогам проговорил он.

Глаза Исви как-то сразу потускнели, и он безмерно уставшим голосом промолвил:

– Я ненавижу тебя. Ты дьявол. Ты и твой дружок.

Айс кивнул, показывая, что полностью разделяет его мнение.

– Делай свое дело, – приказал он, но Исви отрицательно покачал головой.

Айс, не меняя выражения лица, притянул за воротник рубашки Исви к себе и зашептал:

– Тогда ты отправишься кормить акул.

Исви резко рванулся назад, но Айс неожиданно с силой ударил лбом в лицо своего собеседника. Удар пришелся в то место, где у Исви совсем недавно был нос. Подсохшие струпья лопнули, и на лицо мужчины хлынул поток крови. Гнусаво заверещав, Исви опрокинул стол и откуда-то из вороха грязных тряпок, валявшихся на полу, выхватил короткий топор.

Айс издал шипящий змеиный звук, и в следующую секунду в его руке тускло блеснул нож.

Катрин осторожно вошла в каюту и сразу наморщила нос от невообразимой мешанины всевозможных запахов биологических выделений человека – пота, крови и мочи. Спертый воздух давно не проветриваемого помещения, наподобие тухлой приправы к основному испорченному блюду, усиливал этот зловонный букет.

Влад стоял обнаженным по пояс, его кожа блестела от пота. Когда Катрин вошла в каюту, он повернулся к ней, и хиппи невольно отпрянула, с тревогой вглядываясь в лицо приятеля – он был явно не в себе. Затем Катрин перевела взгляд на койку и едва подавила крик. Марина выглядела намного хуже, чем тогда, когда она последний раз ее видела. Она была без сознания и дышала тяжело, с присвистом, как неизлечимо больные, умирающие люди. Все покрывало под культей потемнело от крови, и у Катрин сжалось сердце. Боже, откуда в ней, такой худенькой и хрупкой, столько крови?