Оставалась еще вероятность того, что мы можем столкнуться с ними на станции. Если они не дураки, то скоро сообразят, что гораздо удобнее встретиться с нами у электрички, чем разыскивать под мрачным ночным небом среди снежных заносов. О том, что наши бандиты знали мой точный адрес, я предпочитала не думать, но у меня ничего не получалось. Мысли одна жутче другой настойчиво лезли в голову. И пока мы размашистой рысью неслись к станции, я на полном ходу спрашивала у Наташи:

— Как ты думаешь, они нас узнали?

— Говори за себя. Меня они никогда раньше не видели. Узнать они могли только тебя, но ты и сама это понимаешь.

Замечание Наташи неприятно поразило меня в самое нутро. Все же значительно спокойнее, когда ты не один, а в компании. На миру и смерть красна. Было веселее спасаться от бандитов в обществе Наташи, чем одной. И вообще, когда вокруг много народа, то вырастает вероятность того, что в качестве жертвы выберут кого-то другого. Это совсем не означает, что я собираюсь подставить Наташу под удар, но было бы справедливо разделить опасность поровну.

— Наташа, — сказала я, — ты слишком легкомысленно относишься к ситуации. Даже если раньше они про тебя и не догадывались, то теперь-то узрели во всей красе. А когда доберутся до меня, я боюсь, что поддамся на их уговоры и отвечу на все вопросы о тебе. Особенно если эти ублюдки потрясут перед моим носом клещами или раскаленным паяльником.

Какое-то время мы молча трусили по утоптанной дороге, которая вела непонятно куда. Потом Наташа выдавила:

— Может, обратиться в милицию?

Подавив приступ истерического хохота, я выпалила:

— Это после сегодняшней нашей проделки ты надеешься на помощь милиции? Да Степанов нас с землей сровняет. Он не дурак и отлично знает, чего от тебя ждать.

— Я все-таки считаю, что милиция в обмен на адрес этого Виктора Владимировича обеспечит нам с тобой охрану.

— Зачем им адрес человека, который ничего преступного не совершил? Мы же ничего не можем не только доказать, но даже предъявить. В чем их можно обвинить? Они скажут, что мирно попивали чай и обсуждали литературу. Это на нас собак повесят за незаконное проникновение в чужой дом. И что касается подозрительной деятельности Амелина, то Виктор Владимирович от всего отопрется. Дескать, я ни сном ни духом не ведал, что тот творит у меня за спиной.

Боже мой, вот влипла так влипла. И главное, знала же, чем кончаются аферы, в которых участвует Наташа. Знала, что рискую своей жизнью и покоем, но позволила уговорить себя на очередное безумие, за которое теперь буду наказана. Я и злейшему врагу не пожелаю попасть в такое положение, в каком оказалась сейчас по собственной глупости. С одной стороны, пятеро криминальных элементов, жаждущих узнать, что нам известно об их делишках, а с другой — пышущий огнем мести капитан Степанов, обманутый нами в своих лучших побуждениях. Мой парик известен теперь преступникам не хуже, чем натуральный облик, а значит, маскарад меня больше не спасет.

— Что мы узнали нового, что могло бы помочь нашему расследованию? — наезжала я на насупившуюся Наташу. — Ровно ничего. Ни их конкретных планов, ни адресов, ни фамилий. Зато они знают, что ими интересуются. И знают, где меня искать. Ужас!

— Я тебя втравила в эту неприятность, и у меня есть план, как слегка поправить положение, — благородно произнесла Наташа.

— Новый план? — взвилась я. — Из-за твоего недавнего плана мы хоть и спасли свои жизни, но, смею тебя уверить, ненадолго. А следующий нас точно прикончит.

— Этот Виктор Владимирович, похоже, живет один, и, значит, ночевать его дружки поедут к себе домой. Что мешает нам с тобой еще немного пройти за ними и понаблюдать, что они будут делать? — не обращая внимания на мои вопли, предложила Наташа.

В полном обалдении я уставилась на приятельницу. От избытка чувств забыла даже двигать ногами. Что это? Бесстрашие, граничащее с идиотизмом, или что-то похлеще?

— Ты сошла с ума, наверное, — предположила я. — Не говоря о том, что это невозможно чисто технически, так как после нашего визита они станут осторожнее и будут приглядываться к окружающим. И потом, мы же только что буквально чудом спаслись из их логова. И снова лезть на рожон — значит искушать судьбу.

— Вот и они так же рассуждают. Думают небось, что мы уже до города добежали на своих двоих. Мы же подстережем их возле электрички на станции. Как она называется, кстати?

— Озерки, может быть? — машинально предположила я, потрясенно обмозговывая предстоящее нам дело.

— Отлично! Либо в Озерках, либо уже в Питере, на Финляндском вокзале. Заодно перекусим. Времени у нас теперь навалом. Их компании еще надолго хватит тем для беседы.

Подумав, я согласилась на новый план. Согласилась, так как понимала, что мы здорово попались и спасти нас могут лишь оперативность и энергичность наших действий, а также некоторая наглость и нахрапистость в поступках. Если бы мы кисли и куксились, бандиты пошли бы в наступление, а так получалось, что нападаем мы. А еще потому что я не могла сдержать изобретательность Наташи. Если бы я отказалась от этого плана, она тут же придумала бы другой, который мог оказаться еще более чудовищным.

А покинутые нами гости и хозяин подозрительной малины дружно сваливали друг на друга вину за наше нежданное появление. Точнее будет сказать, что перекидывались обвинениями гости, а сам хозяин с застывшим в скорбной гримасе лицом переводил негодующий взгляд с одного спорщика на другого и обратно. По мере того как переполнявшее его возмущение закипало, менялся и цвет его физиономии. Он преодолел всю палитру от приятно терракотового до темно-бордового цвета. Девушка умолкла первой и с искренним любопытством наблюдала, как крепыш поднатужился, и цветовая гамма достигла своего апогея. Лицо хозяина приняло столь устрашающий свекольно-черный цвет, что гости уже не могли не обратить внимания на изменения во внешности босса. Один за другим они, пораженные увиденным, замолчали. И тогда в абсолютной тишине раздался вопль, донесшийся даже до нас с Наташей, все еще находившихся где-то в окрестностях, прилегающих к дому. Он вогнал нас в холодный пот и заставил быстро прибавить ходу, а если бы мы знали о происхождении этого леденящего душу крика, мы кинулись бы прочь сломя голову.

— Кто?! — в страшном бешенстве вопросил крепыш. — Кто из вас привел их в дом? И кто они вообще такие?

В ответ доносилось нечленораздельное бормотание всех четверых, из которого ничего нельзя было понять. Они смущенно переглядывались и прятали глаза. Вместе с воплем физиономию крепыша покинула и пугающая чернота, и теперь он выглядел почти прилично, если не считать сильного нервного тика в левом глазу. Не дождавшись ответа на свой вопрос, он произнес:

— Я воспитываю вас уже долгие годы. Трачу на вас свое время, силы, здоровье. Стараюсь развить в вас хоть какие-то способности, но все насмарку. Каждый раз натыкаюсь на просто феноменальную тупость и разгильдяйство. Вы не в силах самостоятельно штаны на себя натянуть, а я не в состоянии уследить за каждым шагом четверых взрослых людей, каждый из которых еще и претендует на автономию. — Устало вздохнув, он закончил: — Отвечайте, идиоты, кто знает этих девиц?