потому что, если семинария должна остаться в Якутске, то необходимо для неё ректора ныне же; ибо настоящий инспектор семинарии, священник о. Афанасий, на которого, по необходимости, теперь возложена обязанность ректора, не может быть ректором по своему слабому характеру и потому, что он не пользуется ничьим уважением, а это, между прочим, по недоброй истории жены его, по которой профессор Орнатов заменен нынешним Добротворским; а потому было бы лучше, если бы он поступил на службу в другой епархии; и должность инспектора он нес только при человеке такого характера, как протоиерей Хитров, что же касается до познаний его, то он может быть наставником и в преобразованной семинарии.

Если же семинария будет перенесена в Благовещенск, то он, при непосредственном руководстве и надзоре того же человека, может пока исправлять должность ректора.

До меня дошел слух из Москвы, что будто бы я кому-то писал, что я очень недоволен тем, что наши Американские колонии проданы Американцам; это совершенная неправда; напротив того, я вижу в этом обстоятельстве один из путей Провидения, которым наше православие может проникнуть в Соединенные Штаты, где в настоящее время начали обращать на него серьезное внимание. Если бы спросили меня по этому предмету, то я вот что бы отвечал: а) американское викариатство не закрывать, хотя бы там число церквей и миссий наших сократили вдвое, т. е. до 5; б) резиденциею ви кария, вместо Новоархангельска, назначить С. Франциско, где климатическия условия несравненно лучше, и откуда столько же удобно иметь сообщение с колониальными церквами, как и из Ситхи, если только не удобнее; в) викариатство это подчинить С.-Петербургской или другой какой-либо Прибалтийской епархии преосвященному, потому что, по окончании передачи колоний американскому правительству, сообщение между Амуром и колониями должно совершенно прекратиться, и тогда Камчатскому епархиальному начальству придется иметь сообщение с колониями не иначе, как через С.-Петербург, что совершенно не естественно; г) нынешнего викария и все Ново-Архангельское духовенство, кроме одного причетника, возвратить в Россию, назначить нового викария из знающих английский язык, а также и свиту его составить из лиц, знающих по-английски; д) дозволить преосвященному дополнять свою свиту и переменять членов оной, а также и рукополагать в священнослужители к нашим церквам из американских подданных, которые примут православие со всеми его учреждениями и обычаями; е) преосвященному викарию и всем причтам православной Церкви в Америке е дозволить отправлять литургию и прочия церковные службы на английском язык, для чего, само собою разумеется, должны быть переведены служебные книги на английский язык; ж) в училищах, которые будут учреждены в С. Франциско и других местах для приготовления людей к занятию миссионерских и священно-служительских мест, науки преподавались уже на английском, а не на русском язык, который рано или поздно, а заменится последним языком.

К пособию содержания церкви и училища в бывших наших колониях может быть причтен и так называемый ныне общий капитал американских церквей, состоящий из 50 или 60 тысяч р. сер., находящийся в капитале Российско-Американской Компании. Что же касается до капитала бедных духовного звания, ныне Ново-Архангельского отделения попечительства, то половина оного, если не более, должна быть отделена для выдачи пособия служившим в Америке е.

С совершенным почтением и таковою же преданностию честь имею быть, Вашего Сиятельства, покорнейшим слугою.

Иннокентий, Архиепископ Камчатский

Декабря 5 дня

1867 г.

Благовещенск

458. Михаилу Сергеевичу Корсакову. 20 декабря

Ваше Высокопревосходительство[52]!

После поздравлений, принятых Вашим Выскопре- восходительством от встретивших Вас и других лиц, радующихся о благополучном возвращении Вашем в Иркутск, — и я, далекий от Вас по месту, но отнюдь не по чувствам сердца моего, — имею честь принести Вашему Высокопревосходительству мое искреннейшее поздравление с благополучным возвращением в наш край и, особенно, с отличным благоволением и милостями Государя нашего. Слава и благодарение Господу Богу за это и за Вас самих! О! если бы пришлось мне поздравить еще и с подругою….

После сего долгом считаю принести Вашему Высокопревосходительству мою сердечную благодарность и за Ваше доброе обо мне слово в столицах и за поздравление меня (по телеграфу) с Монаршею милостию, которое сообщил мне в письме своем Его Превосходительство Константин Николаевич.

Путешествие мое в минувшем лете по р. р. Амуру и Уссури было не совсем успешно. Правда, был я даже у самого озера Ханка; но далее не решился путешествовать за поздним временем, и, как оказалось, сделал хорошо, ибо скоро настало дождливое время. Иное дело, если бы мне удалось в южные гавани уйти морем, но этого не случилось за неимением судов.

О себе скажу, что здоровье мое даже очень удовлетворительно, так что могу путешествовать хоть куда, но зрение мое так плохо, что с трудом могу прочитать даже такое письмо, как это. И, судя по ходу болезни, можно полагать, что едва ли достанет зрения моего до Пасхи. — Но как бы то ни было, я не буду проситься на покой дотоле, пока не буду видеть места, где следует мне подписаться. Доктор Шперле старший говорит, что у меня катаракта, а д-р Тишкин говорит, что повреждение слезного источника. Затем, призывая благословение Божие на Вас и на все Ваши дела и начинания, имею честь быть с истинным уважением и сердечною преданностию Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский

Декабря 20 дня

1867 г.

Благовещенск

459. Графу Николаю Николаевичу Муравьеву-Амурскому. 20 декабря

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь[53]!

Думаю, не без удивления Вы встретите это письмо мое. Сколько прошло уже не месяцев, а годов после того, как я писал Вашему Сиятельству, и я не могу и не имею права жаловаться на то, если Вы уже считаете меня в числе забывших Вас. Эта мысль камнем ложилась на мое сердце каждый раз, когда только она приходила мне; а она приходила при каждом взгляде на Ваш портрет или при воспоминании о Вас. Говорить в оправдание то, что, я не имел ничего, о чем бы писать Вам, значит, не сказать ничего. Правда, нередко меня останавливала писать к Вашему Сиятельству неизвестность — где Вы находитесь. Но и это плохое оправдание. Если не всегда, то нередко я мог послать письмо тем же путем, как пойдет это. Быть может, я и еще отложил бы написать Вашему Сиятельству, если бы не пугала меня мысль, что скоро-скоро я не буду иметь возможности ни к кому писать собственноручно; а это потому, что зрение мое стало так слабо, что я с трудом могу прочесть и это письмо, и то с помощью лупки; а