— Тогда отец давно должен был лишить его наследства.

— Конечно. Но вам не кажется комичным, что мы с вами оказались в этом подвале, а Белдастоу даже не догадывается, кто я такая?

— Нет, нисколько. — Бен не желал, чтобы она видела в их несчастье хорошую сторону и надеялась на чудо, потому что ей станет только хуже, когда она поймет, в каком безвыходном положении они оказались. — Вы представляете себе, сколько подземных помещений может быть в городском особняке вроде дома Пемберли? И какие у вас основания полагать, что за последний год сюда наведывался кто-либо, помимо наших веселых тюремщиков и их пленников? Кстати, кто вы такая? Я чувствую себя полным дураком, называя вас именем, которым вряд ли вас назвали при рождении.

— Не важно, я предпочитаю это имя. Но, Бен, почему вы так пессимистично настроены?

— Да потому, что я прикован к этой проклятой кровати, как дрессированный зверь, а вы замерзли, голодны и напуганы чуть не до смерти моим бесчестным братцем, к тому же мы заперты в подвале дома, который принадлежит моему врагу. Разве этого мало?!

— Да, Бен, я понимаю, успокойтесь. — Шарлотта провела рукой по его спутанным волосам, стараясь не задеть шишку и ссадины, потом нежно разгладила складку у него на лбу. — Я понимаю, это почти безнадежно, но не желаю примириться с нашим поражением. Это означало бы полностью сдаться, а этого я не допускаю, вот и все.

— Давайте минутку просто посидим молча, — хрипло выговорил Бен и прильнул к ее губам таким нежным и долгим поцелуем, что она только прерывисто вздохнула, стряхивая с себя напряжение и отдаваясь его ласке.

— Если мне суждено умереть, — проговорила она, когда наконец подняла голову, — то пусть вместе с вами.

— О, дорогая моя девочка, пусть это был бы любой другой человек, но, к несчастью, вам навязали именно меня.

— Может, даже лучше, что у нас мало надежды выбраться отсюда… Вряд ли на свободе наши отношения стали лучше обычных, — пошутила она, и у него больно сжалось сердце, когда он понял, что она восприняла сказанное им как отказ от нее, а не как неистовый протест судьбе.

— Мы с вами отлично поладим, мисс Уэллс, правда, и я совсем не то имел в виду. Со свойственной мне неуклюжестью я хотел сказать, что если для сохранения вашей репутации вам придется выйти замуж, то лучше бы это был такой человек, отцу которого хватало бы благородства признать его своим сыном. Вы не заслуживаете постыдной участи стать женой человека, рожденного вне брака.

— Сначала этот незаконнорожденный должен будет спросить меня, а я бы ответила согласием.

— Вы же понимаете, нам придется пожениться, если мы выберемся отсюда живыми.

— Тогда ничего удивительного, что вы предпочитаете отказаться от надежды, — весело отреагировала она, но он услышал в ее голосе боль и готов был рассказать ей про свои сложные, запутанные чувства — если бы сам мог в них разобраться.

— Шарлотта, вы — ведьма в облике лисицы! — Он прислонился к ее лбу своим.

— Да, теперь, когда вы видели цвет моих волос, вы считаете их рыжими и предвещающими несчастье, как и все; то есть те, кто их видел.

— Глупенькая, — прошептал он, поймал упавшую ей на лицо прядь и погладил, как самый гладкий шелк.

— Вы сами глупый, вы не обязаны с ними жить.

— Буду жить с тем, с чем могу.

— Это декларация, мистер Шоу?

— Да, мисс Уэллс.

— Тогда знайте, что на свете не существует другого человека, с которым я хотела бы оказаться запертой в кромешной тьме, без воды и пищи, и даже без укромного уголка! — великодушно прошептала она, и он не знал, смеяться ему или плакать.

— И на свете нет другой женщины, с которой я готов разделить свое смертное ложе, — неудачно сострил он и почувствовал, как она протестующе покачала головой.

— Значит, нас действительно собираются убить? — прошептала Шарлотта в темноту, которая на этот раз стала по-настоящему угрожающей. Она надеялась, что ее слышал только Бен и те, кто мог стоять за этой проклятой, дверью, не поняли, как она боится.

— Думаю, попытаются, — пробормотал он, и она услышала в его тихом голосе нетерпение, крайнюю настороженность, но только не страх.

Видимо, он находился в лучшем состоянии, чем она, потому что ей с трудом удавалось сдерживать слезы.

— Я вдруг показалась себе такой молодой, — призналась она. — Мне хотелось так много сделать в жизни!

— О, Шарлотта, я чувствую себя таким униженным! — тихо сказал Бен голосом, который выдавал его стремление тоже сдержать нахлынувшие на него чувства. — Такая храбрая! — Он неожиданно поцеловал её в губы. — Такая мужественная! — На этот раз его поцелуй был таким горячим, что согрел её и прогнал весь ее страх.

— Я хочу, чтобы вы были со мной близки, как может быть близким мужчина с женщиной в постели… — наконец призналась она. Перед лицом почти неминуемой смерти она не могла лгать, а она отчаянно хотела этой близости с ним — сильнее, чем еды, свежей воды, своего надежного дома в Вичвуде и даже комнаты в Карнвуде. — Вы тоже мне нужны, — поправилась она и придвинулась к нему ближе, чем ему хотелось — судя по тому, как он вздрогнул.

Впрочем, это ему все-таки понравилось, потому что он прижал ее к себе с такой силой, будто она была его единственной надеждой.

— Вы понятия не имеете, о чем просите, мисс Грамматика! — с трудом проговорил он и погладил ее длинные, изящно изогнутые бедра.

Она улыбнулась в темноте, губами касаясь его колючей щеки.

— О, очень хорошо понимаю, мистер Математик, — поддразнила она его так тихо, что это мог услышать только он. — Я очень хорошо знаю, чего от вас прошу, и это такая жертва, что я удивляюсь, как у меня хватило смелости просить о ней.

И хотя она уже призналась в своем желании, ей хотелось, чтобы он знал всю правду.

— Бен, я хочу, чтобы вы стали моим любовником. И прошу вас об этом именно сейчас, потому что знаю, что Белдастоу возьмет меня силой, как только узнает, кто я. Я не вынесу, если он будет первым, понимаете?

— Такая честь… Это доставит мне бесконечное наслаждение, — прошептал он с запинкой, царапнувшей ее по сердцу.

Смущенная и очарованная тем, что почти лежит на Бене, пока они согревали друг друга дыханием, что и было возможно только в таком месте, ощущая его каждой клеточкой своего тела, она упивалась сознанием своей близости с ним. В глубине своей души она призналась, что действительно любит его, и, наконец, сдержанная мисс Уэллс сдалась и слилась в одно целое с молодой, легко возбудимой Шарлоттой, которую, как ей казалось, она похоронила вместе с родителями и той беспечной жизнью, которую с ними вела.

— Моя честь останется со мной, если я все-таки получу это — пусть даже перед лицом смерти, — храбро заявила она.

— Что? В какой-то заброшенной дыре и без священника? — хрипло спросил он, с трудом себя контролируя.