Он смертельно опасен, так как без раздумий перекроет любой канал, по которому может произойти малейшая утечка информации. Сейчас таким потенциальным каналом стал небезызвестный в узких кругах юный, но многообещающий комбинатор Дезире. И жив упомянутый отрок до сих пор лишь по той причине, что может быть для чего-то использован. То же, хоть и в значительно меньшей степени, относится к скромной персоне симпатичного йоркширского терьера Жерара. Словом, положение аховое: мы полезны ему, пока можем быть полезны. Готовиться нужно к худшему.

И все-таки выход имелся. Изощренный в интригах Жерар считал, что спастись нам помогут сами чуды-юды. Но для этого необходимо приватно встретиться с одним из кракенов-доминантов. По мнению беса, кракены, откуда бы они ни взялись, аналогичны земным общественным насекомым и делятся на два основных класса. Первый — господствующие особи, доминанты. Второй — расходный материал. Работяги, бойцы et cetera. Кавалер Софьи Романовны, чье лицо выглядит живым, а поведение независимым, безусловно, относится к первой категории. Так же, по-видимому, как и, «не обессудь, Паша, твоя модисточка». Кого-то из них и следует подвергнуть тонкой психологической обработке.

Но Аннушка, похоже, та еще штучка. Поэтому прежде надо попытаться подцепить на крючок самца. Как мы успели заметить, он весьма спесив, любострастен, склонен к широким1 жестам и украшательству собственной персоны нарядами и драгоценностями. Возможно, не слишком умен… хотя вряд ли. И все-таки подобные типы обычно легко внушаемы, нужно только уметь подобрать к ним ключик. Наверняка таким ключиком владеет Жухрай.

Кажется, такой ключик отыскал и мой напарник.

— Нашей задачей является следующее…— горячо тявкал он мне на ухо под неумолчный аккомпанемент журчащей воды.

Конспирация была, конечно, примитивной до смешного. Предпринимая меры по ее обеспечению, мы надеялись лишь на то, что меня здесь до сих пор не воспринимают всерьез, а беса так и вовсе считают дурочкой левреткой Жужу. Меры же заключались в следующем.

В первую же минуту встречи я довольно грубо зажал разговорчивому бесу пасть и проартикулировал губами: молчи! Он испуганно кивнул. Я быстренько завесил объектив злосчастной камеры наблюдения собственными джинсами. Вообще-то камера как будто и не работала — глазок «Rec», сообщающий о ведении съемки, был темен и мертв. Но береженого Бог бережет. Потом мы полчаса терпеливо ждали появления рассерженных наблюдателей, однако так и не дождались. Тогда я перешел к нейтрализации возможных «жучков». Простейшая шумовая завеса возникла после манипуляций с унитазом и водопроводным краном. Включать на полную громкость телевизор (была сперва и такая мысль) я поостерегся, более того — выдернул шнур из розетки, отвернул экран к стене и набросил сверху одеяло. После чего мы удалились в санузел, где и принялись обмениваться впечатлениями последних дней, а затем — плести нити заговора. Вдохновителем и мозговым центром зреющего путча, разумеется, являлся Жерар. Исполнительным органом, а возможно, пушечным мясом — я.

— …Прежде всего, — перечислял пункты своего дерзкого плана бес, — намекнуть. Затем обоснованно показать. И наконец, последнее — убедить объект разработки, то есть доминанта, что Жухрай опасен в первую очередь для самих кракенов. Стоит толстяку вообразить, что партнеры становятся самостоятельными — а они когда-нибудь непременно захотят стать самостоятельными! — и он безжалостно уничтожит их до последнего. Не в правилах таких негодяев и убийц делиться жирным куском с соперниками. Они скорей зарежут дойную корову, чем позволят подергать за щедрые сосцы кому-либо постороннему. Так?

— Так-то оно так, но в твоих рассуждениях, дорогой Макиавелли, имеется как минимум один изъян, — задумчиво сказал я. — И два сомнительных допущения. Изъян. Ты почему-то поставил знак равенства между психологией кракена и человека. Дескать, он хоть и чужак, но ничто человеческое ему не чуждо. Однако он может повести себя совсем не так, как мы ожидаем. — Бес собрался возразить, но я остановил его жестом. — Погоди. Теперь допущения. Первое, или (я вспомнил Сулеймана) алеф. Ты предположил, что мы обязательно встретимся с кракенами-доминантами. Второе, или бет. Что они, заслушав выдумку о зловещих планах толстяка, немедленно примут нашу сторону. Прости, но то и другое под большущим вопросом.

— Но шанс-то существует! — воскликнул Жерарчик. — Глупо было бы не попытать счастья. А психология… Да я ж плясал вовсе не от этой печки, Пашенька. От инстинктов. Когда мы заразим объект разработки паранойей… Когда его постоянно станет точить мысль, что под угрозой его собственная жизнь и жизнь его рабочих муравьев… Он поневоле забеспокоится. И каждое действие Жухрая начнет расценивать с точки зрения опасности для себя и выводка. Что там у него на первом месте, не знаю. Жухрай груб, жесток. Полагаю, отыщется на нем и кровушка, о которой известно кракенам. Рано или поздно толстяку будет подписан приговор.

— Лучше бы пораньше, — невесело усмехнулся я.

— Да уж, — в тон мне отозвался бес — Нуте-с, перейдем к насторожившим тебя допущениям. — Он сделал паузу, со свистом, сквозь зубы набрал воздуха и вдруг отрывисто, сердито залаял: — Паша, ты бесишь меня своим нытьем! Встретимся — не встретимся! Поверят — не поверят! То be or not to be… Поглядите, прынц какой выискался! Гадский. Ты что, на ромашке про подружку гадаешь, даст или обломает? Если не встретимся, значит, планида такая. Зато если уж доведется свидеться… Тут, чувачок, клювом не щелкай и хлеблищем не торгуй. Ты у нас известный специалист очаровывать да в доверие втираться, тебе и карты в руки. Авось червовый марьяжик придет. Авось не «голый». В крайнем случае, блефуй, мухлюй и передергивай напропалую. И помни, — возгласил он ободряюще, — я рядом! El hueblo unido, Namas sera vencido[24]! Так что ты уж расстарайся, напарник. — Он фыркнул, облизнулся и сварливо гавкнул: — А теперь давай-ка, покинь сортир. Я сегодня с самого утра на опилочки не ходил. Того и гляди лопну. Уходя, я спохватился:

— Погоди, зверь, а твои громилы-кракены… С прокушенным пальцем и другой… По-каковски же они, интересно, между собой говорили, что ты их понимал?

— По-русски, ясен пень, — с ядом протявкал Жерар, опасно балансируя на краю унитаза. — А ты думал? На суахили?.. На языке Гомера и Аристо…

Я так никогда и не узнал, кого хотел приплести эрудированный бес, Аристотеля или, может, Аристофана. Потому что до него наконец дошло. Он споткнулся на полуслове и дико выпучил глаза — так, словно уже начал тужиться.

— Опля! — выдохнули мы хором. — Соотечественники?

— …Все тебе хиханьки. Вечно ты им волю даешь, — проговорил, входя, Жухрай. Тот, кого он отчитывал, задержался снаружи. — А на хрена? Сегодня ты с ним на вы обращаешься, по имени величаешь, сигаретки предлагаешь. Завтра анекдотец, послезавтра, глядишь, бильярд или пульку, а потом он тебе в глотку вцепится. И правильно сделает. Потому что вражина. Гасить их надо, и все дела.

— Не вцепится. Верно, Поль? — спросил у меня появившийся в этот момент собеседник толстяка. Им оказался мускулистый Сонечкин красавец возлюбленный. Он нес с собой что-то вроде походного складного маршальского кресла. Бес, увидев долгожданный «объект разработки», сделал стойку, словно на дичь, и еле слышно рыкнул.