— Под такой фигурой подразумевается Жухрай? — уточнил я.

— Конечно. Мне продолжать?.. — спросил он.

— Да, пожалуйста, — кивнул я, выдув изо рта струйку дыма.

Затягиваться глубоко все еще не хватало духу — голова и без того кружилась прилично. Курильщик из меня, конечно… Слезы одни… Однако пускание дыма в глаза сопернику в ряде случаев тактически и психологически выгодно. Спросите любого преферансиста. Ради этого стоило потерпеть.

— Только умоляю, — не утерпел-таки я, — поменьше пафоса.

Он слегка нахмурился.

— А вы наглец! Забываетесь, — следующее слово он отчеканил: — Пленник.

— В самом деле, — спохватился я. — Простите, господин кондотьер. Кстати, наглецом вы меня уже называли. А у нас, диких аборигенов этого материка, бытует странное представление, будто наглость — второе счастье. Причем, как ни поразительно, сплошь и рядом оно оказывается справедливым. Вы знали?

— Догадывался, — рассмеявшись, сказал Кракен и объявил: — Подумать только, этот мальчишка начинает мне нравиться!

Я сказал «взаимно», почти не покривив душой. Обходительность и терпимость кракена принесли ему желаемые плоды. Как хотите, но трудно всерьез считать смертельным врагом собеседника, позволяющего иронически относиться к собственной персоне. Конечно, я вполне отдавал себе отчет, что его благожелательность является всего лишь одним из элементов обработки вербуемого сотрудника. Но и моя в большой степени была того же сорта.

Я повторил «взаимно». После чего сказал, что, как раз потому, что чувствую к нему душевное расположение, категорически не соглашусь с трактовкой роли Жухрая как злобного, но послушного пса сидящего на крепкой цепи. Жухрай — волчище. Вдобавок не воспитанный кракенами со щенячьего возраста, а заматеревший на воле. Такого сколько ни корми отборными мослами и масляной кашей, все равно лучше живого мяса он лакомства не знает. А уж если пробовал на вкус кровушку человечью… Да и дома он. Оглянитесь-ка, мсье прогрессор. Вокруг русская тайга. В ней медведь хозяин, а вовсе не пришлые удальцы. Поэтому аналогии с конкистой лично я — пусть «трусишка зайка серенький», но зайка-русачок — считаю неуместными. Погубит Жухрай всю их камарилью. И милейшую Софью Романовну погубит.

Вот только если конкистадоры кракены готовы к сражениям и гибели, то беззащитного нонкомбатанта Сонечку мне, например, искренне жаль. Лучше бы господам пришельцам избавиться от толстяка поскорей да с государством концессию образовать. Прибыль будет меньше, зато надежность значительно выше.

С досадливым вздохом Кракен сообщил, что проще всего было бы сейчас послать меня к черту. Или куда там аборигены посылают в таких случаях. Потому что отчитываться перед пленником в тактике и стратегии — это нонсенс. Но раз уж он признался в собственной симпатии, то будет последовательным.

С государством дело иметь нельзя, сказал он твердо. Государство непременно захочет подмять все под себя. Оно, по сути, и есть упомянутый медведь, настоящий хозяин тайги. Кракенам же нужна неограниченная — в самом широком смысле этого слова — свобода. Плюс, разумеется, кое-какие ресурсы. Научные, производственные, интеллектуальные. Учитывая собственные интересы кракенов, еще и природные. Но свобода — в первую очередь. Без всяких условий, без какого бы то ни было диктата. Именно поэтому для осуществления проекта «Гугол» оптимальным вариантом была признана Россия с ее до сих пор полутеневым сектором частной экономики. Страны же высокоразвитые, учитывая тамошний негласный, но абсолютный контроль над всем и вся, — отвергнуты. Сейчас хорошо видно, что ошибки в подобном выборе не было. Кракенам удалось создать гибкую, эффективную и управляемую систему, находящуюся в состоянии устойчивого равновесия. Выражаясь фигурально, эта система напоминает массивный шар, покоящийся на дне вогнутой поверхности. Выведение его из начального состояния требует огромных трудозатрат… и все-таки усилия тратятся напрасно. Колебания со временем затухают, шар возвращается на место.

— Давайте рассмотрим для примера вас. — Мсье Кракен протянул развернутую кверху ладонь, как бы предлагая мне сейчас же на ней устроиться. С раскинутыми для удобства препарирования конечностями. — Шпионили, вынюхивали, растрачивали на эту грязь уникальный дар проникновения сквозь предметы. Очаровывали доверчивую Софью Романовну, заставляли терять бдительность. Довольно талантливо изображали эдакого наполовину педераста (я от неожиданности поперхнулся едким дымом), наполовину гермафродита. То есть существо как бы изначально безопасное. Отмечу, кстати, ваша находка с животным-спутником в своем роде превосходна. Одного не пойму, зачем вы его побрили?

— Из гигиенических соображений, — отмахнулся я. — Летом у него почему-то всегда блохи заводятся. Пришлось принять превентивные меры.

— Гм, блохи?.. — насторожился Кракен. — Блохи, тогда конечно…

По-моему, его слегка передернуло. Подумаешь, впечатлительный какой, подумал я. И в тот же момент у меня самого вдруг мерзостно зазудело под волосами и в паху. Будто десятки каких-то маленьких, твердых тварей с коготками на лапках и остренькими алчными рыльцами-хоботками начали там ползать, ходить и даже подскакивать, выискивая местечко, где кожица потоньше, а кровушка поближе. Захотелось поджать пальцы ног и почесаться. Вместо этого я сжал зубы и демонстративно потрепал Жерара по спине.

— Послушайте… а как дело обстоит сейчас?.. — Кракен потерся шеей о воротник, стараясь, чтобы получилось как можно более непринужденно, и нервно затянулся пахитоской. — Он заразен?

— Сейчас нет. Средство радикальное, — поморщившись, сказал я. Меня раздражало, что мною же выдуманная дурацкая блошиная тема неуклонно уводит разговор куда-то в сторону. Не хватало еще, чтобы Арест Брезгливович сорвался с места и скорее пули помчался под душ, чиститься и дезинфицироваться. Я вновь обозначил интересующее меня направление: — Ну ладно, все понятно, мои попытки поколебать вашу сверхустойчивую систему провалились. Тем не менее вы должны признать, что кое-что мне удалось.

Кракен кивнул и якобы в задумчивости поскреб за ухом.

— Безусловно.

— А ведь я всего-навсего любитель, новичок в шпионских играх. Приготовишка. Где салага сумел мало, там опытный профи…

— Профи? — воскликнул Кракен, запуская сразу обе руки в шевелюру. Азартно почесался, потом спохватился, раздосадованно сказал «а, ч-черт!» и, высвободив пальцы из порушенной прически, заявил: — В том-то и дело, что разницы между вами и гипотетическим «профи» нет никакой. Работали вы на весьма приличном уровне. Учтите, это не комплимент. И кое-что вам действительно удалось. Другому пусть удастся чуть больше… Ну и что с того? Это будет тот же самый сизифов труд. И финал будет таким же. Гарантирую, рано или поздно ваш «профи» будет точно так же, как вы, стоять навытяжку перед чужеродной тварью, ловко маскирующейся под человека. Может быть, так же неумело будет пытаться курить предложенный ею табак, который, вполне возможно, и не табак вовсе, а, положим, сушеная цикута (я поперхнулся дымом вторично). И не будет у него, как и у вас, никакой уверенности, что тварь эта позволит ему дожить хотя бы до завтрашнего дня. — Мсье Кракен выставил вперед ладонь, медленно сжал ее в кулак, точно что-то сминая, и хищно осклабился. — Только представьте, зову я сейчас Жухрая и говорю: «Давай-ка, товарищ, узнай у мальчишки, кто его к нам подослал да кто дублирует, да какие надо слова приговаривать, чтобы сквозь стены ходить. И не стесняйся в методах дознания. Цель, брат, все средства оправдывает, все грехи списывает — вплоть до смертоубийства». Жухрай, понятно, отвечает: «С удовольствием» — и…