Это оказался брюнет с невыразительными чертами лица; ухоженные усы, идеальные бакенбарды, шрам на шее от давнего ранения — все свидетельствовало, что перед Леноксом бывший офицер. Несмотря на маленький рост, прямая спина и гордо расправленные плечи придавали ему властный вид. Одежда на нем была самая простая, правда, чистая и отутюженная, и ботинки с крагами. Выходя на улицу, он, надо думать, менял наряд на более подобающий, однако дома чувствовал себя отлично и в таком. Во взгляде не читалось ни доброты, ни злобы, только решительность. Людей такого типа Ленокс встречал сотни раз, среди них попадались как хорошие, так и плохие.

— Добрый день, мистер Ленокс! Не хотите кофе или чаю?

— Благодарю вас, нет.

Лайсандер кивком отпустил своего человека.

— Так чем же я могу вам помочь?

— Вероятно, капитан Лайсандер, вы слышали о смерти Джорджа Пейсона?

— Совершенно верно. Чрезвычайно прискорбное происшествие. Я, конечно, далек от университетской среды, и, признаться, на военной службе люди его возраста гибнут довольно часто, но далеко не так бессмысленно.

— Смею предположить, что знакомы вы не были?

— Нет. И не вполне понимаю, какое отношение, по-вашему, я мог бы иметь к молодому человеку.

— И Билла Дабни тоже не знали?

Лайсандер остался невозмутим.

— Нет, и его тоже.

— Капитан Лайсандер, вы член общества «Сентябрь», не так ли?

— Это так. Оно дало возможность тем из нас, кто вернулся с Востока, сохранить старые связи и помогло, так сказать, совершить непростой переход к гражданскому образу жизни.

— Как я понимаю, общество по духу напоминает военную организацию?

— Да, вполне. И нам это нравится.

— Речь скорее всего о пустяке, — осторожно начал Ленокс, — но мой долг — проверить даже самые невероятные гипотезы.

— Совершенно с вами согласен.

— Дело в том, что в бумагах Пейсона есть несколько упоминаний об обществе «Сентябрь».

— В самом деле?

Если Лайсандер разыгрывал удивление, то весьма искусно.

— Да, и я хотел спросить, что, по-вашему, могло объединять юношу с клубом?

— Рад был бы вам помочь, но увы. Не вижу ни малейшей связи. Наше общество малочисленно, мистер Ленокс, всего двадцать пять-тридцать человек. Если быть предельно точным и если вам это нужно — двадцать шесть человек, и мы очень преданы друг другу. Дружба между нами — одно, приятельские отношения за стенами клуба — другое, и мы стараемся не объединять эти понятия. Служить с нами молодой человек, по вполне понятным причинам, не мог, и едва ли дядя или кузен стали упоминать при нем столь малочисленную организацию, зная, что шансов на вступление у него нет. Говоря откровенно, мы считаем, что общество закончит свое существование, когда мы уйдем из жизни.

— Понимаю, — только и оставалось сказать Леноксу. Он попробовал зайти с другой стороны: — Значит, майор Батлер сейчас в отъезде?

— Боюсь, так.

— И вы знали, что ему я тоже писал?

Лайсандер засмеялся:

— Верно, знал, но ничего странного в этом нет. Вы, сыщики, подозреваете любого, чье поведение непонятно. Мне стало известно о вашей записке лишь потому, что мы с майором Батлером живем дверь в дверь, а все, что происходит в одном доме, всегда известно в другом.

— Не сочтите за грубость, капитан Лайсандер, могу ли я спросить, как случилось, что вы — ближайшие соседи?

— А, это целая история. Майор Батлер вышел в отставку гораздо позже меня. Дело в том, что я был тяжело ранен под Лахором. Вернулся в Англию, родителей уже год как не было в живых, я унаследовал довольно приличную сумму и решил обосноваться в Лондоне: так поступали многие военные, вышедшие в отставку. Во-первых, здесь жили друзья, которых я знал еще по школе в Хэмпшире, во-вторых — несколько бывших однополчан; кроме того, уже тогда я входил в клуб «Армия и флот» и решил, что лучше среды мне не найти. Таким образом, я переехал в эту скромную квартирку, где всего несколько комнат, и, как оказалось, не прогадал: клубы и тому подобные занятия поглощают большую часть времени.

— Да, понимаю.

— Когда в тысяча восемьсот пятьдесят втором году майор Батлер оставил службу, он зашел меня навестить. Во время восточной кампании он был моим командиром, но это не помешало нам стать настоящими друзьями, и, как только он сказал, что ему негде остановиться, я предложил свою гостевую комнату. Он, однако, не желая меня стеснять, собрался снять номер в отеле. Тогда я поговорил с домовладельцем, и вскоре майор Батлер получил в свое распоряжение свободные комнаты в нескольких шагах отсюда.

— Да, теперь все понятно.

— Прекрасное место для нас обоих: отсюда близко и до наших клубов, и до Пиккадилли. К тому же наши камердинеры тоже служили вместе, они с удовольствием коротают время вдвоем.

— Просто удивительно, вы продумали все до мелочей.

— Как же иначе? Я ведь уже говорил: переход к гражданскому образу жизни — дело трудное.

— Безусловно. Не могли бы вы рассказать немного о Питере Уилсоне?

При этих словах Лайсандер резко выпрямился.

— Простите, мистер Ленокс, но я не понимаю, какое отношение имеет этот вопрос к вашему расследованию.

— Видите ли, я ведь собирался с ним поговорить, — спокойно объяснил детектив.

— Кхм… Его нет в живых. Он покончил с собой. Ничего хуже даже представить нельзя. Я любил старину Уилсона как брата.

— Простите, что заговорил об этом. Я лишь рассчитывал, что вы знаете, почему он так поступил.

— Нет, не знаю. Хотя много бы дал, чтобы узнать.

— Еще раз простите.

— По правде сказать, мне и самому жаль, что ничем не могу вам помочь, — добавил Лайсандер.

— Пустое, как я уже говорил, ниточка была ненадежная. Премного благодарен за то, что уделили мне время.

— Не стоит благодарности, — ответил Лайсандер, провожая гостя до дверей.

Ленокс простился с капитаном, сбежал по ступенькам вниз, но этот человек никак не шел у него из головы. Приятный в общении, ничуть не вздорный и на первый взгляд честный человек. По манере держаться легко сойдет как за банкира, так и за того, кто грабит банки. С уверенностью можно сказать только одно: если Лайсандер преступник, то невероятно расчетливый, невероятно хладнокровный. Чувства для него значили мало. Если Лайсандер преступник, он никогда и ни перед чем не остановится, понял Ленокс и содрогнулся от этой мысли.

На изумрудной, как ирландский трилистник, площадке Грин-парка, под величавыми стенами Парламента, в этот день было тепло и удивительно красиво. Ивы клонились над озером, лаская нижними ветвями водную гладь, и, проходя мимо них, одинокие прохожие и парочки сменяли торопливый шаг на медленную поступь, а то и вовсе застывали на месте. Ленокс всегда любил смотреть на безмятежно скользящих лебедей. Два свойства дикой природы — красота и опасность — манят к себе человека, и они в равной мере присущи этим птицам: ведь ударом крыла лебедь способен сломать человеку руку.