– Нет, не любил. Поскольку у меня был титул, она решила, что у меня есть деньги. И вышла за меня замуж. Мне и в голову не приходило обсуждать с ней денежные вопросы. Вот какой я был наивный! Когда она обнаружила, что я беден, она превратилась в холодную мегеру. Слушай, Дженни! – Филип охрип. Чем больше проблесков и завес приоткрывала ему память, тем крепче сжимал он одной рукой вожжи, а другой – руку Дженни. – Как только я увидел шкаф, за которым скрывается потайная лестница, я начал вспоминать. Ты была права – вся история проигрывается заново. Убийство действительно произойдет через сто пятьдесят лет. Хлорис – или как ее тогда звали – будет тайно выбираться по ночам к мужчине, чье имя я даже не могу вспомнить, и оставлять вместо себя служанку, чтобы та притворялась ею. Кто-то, пытаясь задушить Хлорис, убьет ее горничную. А обвинят меня. За исключением того, что тогда в истории не будут принимать участие выдающиеся личности, все будет точно так же. Я – обвиняемый. Слышишь, как дождь барабанит по крыше двуколки? Мы с тобой вместе бежим под дождем – совсем как в той, другой жизни.

– Нет, Фил, – мягко возразила она.

– Нет?! Почему?

– Должно случиться что-то еще. В том-то и ужас, хотя я понятия не имею, что нас ждет. Сейчас мы еще не в самом безнадежном положении, главный ужас впереди. Но, когда мы будем сбегать по какой-то лестнице, он нас настигнет.

– Что нас настигнет?

– Не знаю!

– Хорошо. – Филип мрачно кивнул, выпрямился и снова взялся за поводья обеими руками. – Пусть настигает! Что же касается Хлорис – и из той, и из из этой жизни…

– Д-да?

– Дженни, цепочка у тебя на шее застегивается? Ты можешь отстегнуть колечко?

– Надеюсь, ты не собираешься отнять его у меня?

– Нет. Только на секунду.

Дженни нащупала дрожащими пальцами застежку, расстегнула ее и передала Филипу кольцо, вдруг ставшее для него необычайно важным. Замотав поводья вокруг рукоятки хлыста, он пустил лошадь медленным шагом. Они пересекли Слоун-сквер и стали подниматься по Слоун-стрит по направлению к Найтсбриджу. Из жилетного кармана он извлек маленький, сверкающий бриллиантами ободок.

– Носи это, – сказал он, надевая кольцо с гербом и девизом на средний палец ее левой руки, – пока я не подыщу тебе лучшего обручального кольца. А это, – он надел на нее кольцо с бриллиантами, – настоящее обручальное. Раз весь мир, и даже время, против нас, мы установим собственные законы! С этого момента ты – моя жена. Ты согласна, милая?

– Ты знаешь, что согласна! Только…

– У тебя возникли сомнения?

– Ни единого. Только, пожалуйста, немного помолчи! Совсем чуть-чуть!

Филип кивнул. Он все равно не мог бы говорить, так как к горлу подступил ком. Он размотал поводья и посмотрел вперед.

Дженнифер, развязав газовый шарф, отбросила капор назад и нежно положила голову ему на плечо – так мягко и нежно, как будто она спала. Ком у него в горле стал больше.

Дождь почти не замочил их. Капли отскакивали от изогнутого полога двуколки. Но дождь усиливался, а немощеная дорога делалась скользкой.

Осторожно!

Филип повернул направо и въехал на мост Найтсбридж. Странный, зеленый, чужой мир вдруг предстал перед ним во всем величии необъятного Гайд-парка. Он был совершенно не похож на знакомый ему Гайд-парк: деревьев было очень мало, а трава кустилась неопрятными холмиками.

И тем не менее прошлое вдруг стало настоящим; прошлое так же обладало острыми клыками и готовилось броситься на него. Если он хочет выжить, ему нужно напрячь все силы и понять, кто же убийца.

Он не убивал Молли. Тогда кто убил ее?

Ему смутно казалось, что в другой жизни он почти – почти! – разгадал тайну; он почти все решил, и все же…

Филип постарался воспроизвести в памяти как можно подробнее обстановку комнаты, в которой он вчера ночью разговаривал с Молли. Он вспоминал пышное убранство, длинные зеркала, выцветшие алые обои, потухший камин. Он постарался как можно отчетливее вспомнить огромную кровать под балдахином, накрытую золотым покрывалом, горящие свечи, а в голове кровати…

Филип резко дернулся, как будто его обожгло.

Дженнифер по-прежнему подремывала у него на плече.

– Фил! – прошептала она, уткнувшись ему в шею. – В чем дело? О чем ты думаешь?

– Об убийстве.

Теперь выпрямилась и Дженнифер.

– Какой же я болван и дурак! У меня в руках с самого начала были все средства для защиты, только я ничего не замечал!

– Какой защиты?

– Во-первых, – он словно вглядывался в прошлое, – подумаем, что на самом деле произошло. Все твердят, будто бы я «разбил дверь». Это неправда, что нетрудно доказать. Я нанес по двери один сильный удар кочергой и пробил филенку. Молли откинула засов и впустила меня… И спальня, и будуар в то время были ярко освещены. Правда, мои обвинители уверяют, что в обеих комнатах было темно. На том и строится весь их расчет!

Значит, Молли отперла дверь. В полной темноте я по ошибке принял ее за Хлорис и задушил. Как же, по их мнению, это должно было произойти? Войдя в спальню, я не сразу набросился на Молли. Значит, я крался по темной спальне, заставленной мебелью, обошел кровать и отрезал довольно длинный кусок шнура от звонка. Затем отыскал Молли в темноте и сделал свое черное дело. А она послушно позволила задушить себя!

– Но ведь…

– Невозможно, моя дорогая, – сказал он спокойно. – Этого не смог бы сделать ни один человек на свете: его жертва обязательно бросилась бы бежать и перебудила бы весь дом. Все обвинения основаны на том, что убийство было совершено в темноте, – будь там хоть искра света, я бы понял, что передо мною не Хлорис, а Молли.

Дождь плясал и барабанил по крыше двуколки. Дженнифер, приложив руки к вискам, поправляла выбившиеся пряди.

– Значит, нам не нужно убегать? Ты полностью оправдан?

– О нет! – произнес он с той же самой язвительной улыбкой. – Если они заметят изъян в своих доказательствах, – а они его непременно заметят, – они могут повернуть дело совсем по-другому, и тогда мне придется еще тяжелее.

– Но как они могут повернуть дело в другую сторону?

– Ну вот, например… Что, если я заранее подрезал шнур от звонка?

Дженнифер собралась что-то сказать, но вовремя остановилась.

– Понимаешь? До того как Хлорис приезжает в «Пристань», я иду к ней в спальню и режу шнур. Он у меня наготове. Я так ломлюсь в дверь, что любой, кто находится внутри, обязательно ее откроет. И вот в темноте я…

– Прекрати! Пожалуйста!

– Я просто показал тебе, в чем можно меня обвинить.

– Значит, у тебя нет выхода?

– Нет, есть! – парировал он. – Я могу доказать свою невиновность полностью, доказав всего один пункт. И этот пункт, Дженни… – Филип вдруг замолчал. Натянув вожжи, он пустил лошадку очень легким галопом. – Застава Гайд-парка! – пробормотал он. – На первый взгляд все тихо. Достаточно уплатить подорожную… Но если сюда уже дошли вести с Боу-стрит…