Это подействовало. Они тут же купили две пары джинсов, несколько блузок, белье, спортивные туфли, носки свитер и ветровку.

Когда они подъехали к дому, его тюдоровский стиль произвел на Джейн большое впечатление. Она пришла в неописуемый восторг от выделенной ей комнаты для гостей. Там был сводчатый потолок, длинный диван в нише с окном и во всю стену тянулся встроенный шкаф с многочисленными зеркальными дверцами. Насыщенные голубые и бледно-бежевые тона гармонировали с мебелью из вишневого дерева в стиле королевы Анны.

— Неужели это только комната для гостей? — удивленно воскликнула Джейн. — И вы постоянно здесь не живете? Ничего себе! Если бы это было у меня дома, я бы только в ней и сидела! Читала бы себе здесь — вот там, в нише, — читала и наслаждалась бы обстановкой.

Кэрол всегда нравилась эта комната, но, посмотрев на нее глазами Джейн, она увидела в ней для себя нечто новое, большее. Глядя на то, как девочка все осматривала — открывала раздвижные двери шкафа, смотрела с разных ракурсов в окно, прыгала на широченной кровати, проверяя мягкость матраса, — Кэрол поняла, что благодаря невинной детской непринужденности у родителей появляется ощущение молодости, они становятся менее замкнутыми.

В тот вечер Кэрол, Пол и Джейн готовили ужин вместе. Несмотря на свою робость, девочка быстро освоилась. За ужином они много и весело смеялись.

После ужина, пока Кэрол и Пол убирали со стола, Джейн взялась мыть посуду. Оказавшись на какую-то минуту в одиночестве в столовой, Пол тихо сказал Кэрол:

— Потрясающая девчонка.

— А разве я тебе не говорила?

— Смешно, однако.

— О чем ты?

— С тех пор, как я впервые встретил ее сегодня днем возле суда, — ответил Пол, — меня не покидает чувство, что я уже где-то ее видел.

— Где?

Он покачал головой.

— Хоть убей, не могу вспомнить. Но в ее лице есть что-то знакомое.

* * *

Весь вторник Грейс ждала очередного телефонного звонка.

Ей было страшно подходить к телефону.

Чтобы снять с себя нервозность, она пыталась переключиться на уборку дома. Скребла пол на кухне, протерла во всех комнатах пыль, почистила ковры.

Но воспоминания о звонке не давали ей покоя: сухой, шелестевший, как бумага, голос, похожий на голос Леонарда; какие-то странные сказанные им вещи; последовавшая затем зловещая тишина; какое-то жуткое ощущение огромного расстояния, невообразимая бездна пространства и времени...

Это наверняка чья-то шутка. Но чья? Кому могло понадобиться изводить ее имитацией голоса Леонарда через восемнадцать лет после его смерти? Какой смысл в подобных игрушках сейчас, по прошествии такого времени?

Она попыталась отвлечься от своих дурных мыслей при помощи запеченных в тесте яблок. Сочные, с корочкой, приготовленные с добавлением корицы, молока и небольшого количества сахара — в свое время она больше всего любила их на ужин: ведь она родилась и выросла в Ланкастере, в самом сердце Немецкой Пенсильвании, где это блюдо считалось одним из традиционных. Однако во вторник вечером ей не хотелось даже запеченных яблок. Пару раз куснув, она не осилила даже и половины яблока, хотя обычно съедала за ужином два.

Грейс продолжала нехотя ковырять еду вилкой, когда раздался звонок.

Она вскинула голову и уставилась на телефон, висевший на стене над столиком возле холодильника.

Телефон продолжал звонить вновь и вновь.

Не в силах унять дрожь, она подошла к телефону и сняла трубку.

— Грейси...

Голос был едва слышен, но она различила слова.

— Грейси... как бы не оказалось слишком поздно.

Это был он. Леонард. Или кто-нибудь еще с таким же голосом.

Она не могла ему ответить. У нее свело горло.

— Грейси...

Ей вдруг показалось, что ее ноги сделаны из воска и они начали под ней оплавляться. Она поспешно вытащила из-под стола табуретку и села на нее.

— Грейси... не дай этому повториться. Нельзя, чтобы... это продолжалось... бесконечно... кровь... убийство...

Закрыв глаза, она пыталась выдавить из себя слова. Ее голос был слабым, дрожащим, она даже не узнала его. Это был голос незнакомки — изможденной, запуганной, жалкой старухи:

— Кто это?

— Защити ее, Грейси, — послышался в ответ шепчущий вибрирующий голос.

— Что вы хотите от меня?

— Защити ее.

— Зачем вам это надо?

— Защити ее.

— Кого защитить? — спросила она.

— Уиллу. Защити Уиллу.

Грейс все еще пребывала в страхе и смятении, однако в ней уже начало подниматься раздражение.

— Черт возьми, я не знаю никого по имени Уилла! Кто это?

— Леонард.

— Нет! Вы что, считаете меня выжившей из ума старой маразматичкой? Леонард умер. Восемнадцать лет назад! Вы — не Леонард. Что за шутки вы затеяли?

Она уже хотела повесить трубку, прекрасно зная, что с подобными кретинами именно так и надо поступать, но не могла. Его голос был так похож на голос Леонарда, что, казалось, загипнотизировал ее.

Он вновь заговорил, еще тише, чем раньше, но она могла разобрать:

— Защити Уиллу.

— Я же говорю, я не знаю ее. И если вы будете продолжать надоедать мне с этой чушью, я сообщу в полицию, что какой-то ненормальный...

— Кэрол... Кэрол... — Голос слабел с каждым слогом. — Уиллу... ты называешь... Кэрол.

— Да что же это за чертовщина такая?

— Остерегайся... кота...

— Что?

Голос теперь был таким далеким, что ей приходилось изо всех сил напрягаться, чтобы услышать.

— ... кот...

— Аристофан? Что с ним? Вы что-нибудь с ним сделали? Вы отравили его? Поэтому он последнее время сам не свой?

Молчание.

— Вы меня слышите?

Тишина.

— Что с котом? — вновь спросила она.

Ответа не последовало.

Прислушиваясь к абсолютной тишине, она начала так дрожать, что едва удерживала в руке трубку.

— Кто вы? Зачем вам понадобилось меня так изводить? Зачем вы хотите что-то сделать с Аристофаном?

Откуда-то издалека до боли знакомый голос ее давно покойного мужа произнес последние едва слышимые слова:

— Жаль... что я не могу... попробовать запеченных яблок.

* * *

Джейн забыли купить пижаму. Она легла спать в гольфах, трусиках и в одной из маек Кэрол, которая была ей немного велика. .