Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После больницы муж покаялся, извинился, предложил мировую и умолял забыть обо всех выдвинутых им Ритуле претензиях.
Дружат. Адочка – обожаемый папой ребенок. Он и ее не забывает, и остальных Риткиных детей балует. Видятся они с Ритой крайне редко. Ни в Грузию, ни к родне грузинской Ритка Адочку не пускает, все встречи – только на ее территории.
Это всех устраивает…
Адочке сейчас два годика. И Ритуля решила, что стоит передохнуть от замужеств и временно отвергает все поступающие матримониальные предложения.
Когда дети сильно начинают ее чем-то доставать или капризничать, она искренне возмущается, урезонивая разбушевавшихся чад высказыванием в стиле Жванецкого, с поправкой на женский вариант:
– Дети, що вам еще от меня надо? Я уже дала вам каждому по отцу!
Захар тихо посмеивался своим таким мужским, очаровывающим ее до дрожи в пальцах смехом.
За-ши-бись!
– Зин, я вот слушаю тебя, и у меня создается устойчивое ощущение, что я читаю классиков одесского юмора. Настолько это неправдоподобно и юморно звучит!
– Ну да, а дружить со вторым мужем своей жены, которую он у тебя увел, – это обыденно! Подумаешь, полстраны так делают. Я, конечно, отдаю себе отчет, что наша семья, скажем так, несколько необычна. А одесская ее составляющая – это некий атавизм, почти никто уже в Одессе так не разговаривает и не живет такими кланами, соблюдая семейные традиции, помня предания, истории. Но бабушки и дедушки у нас все очень старенькие, слава богу, относительно здоровые, без маразмов, только легкий склероз. Бабушке Иде в этом году исполнится девяносто один, дедушке Леве – восемьдесят семь, бабушке Симе – восемьдесят шесть. И Ритка у нас такая особенная одна на миллионы. Ну, у нас так сложилось. Кстати, я сейчас поняла, что никому и никогда не рассказывала столько про нашу жизнь, про Ритку, про семью. А тебе почему-то вот рассказываю, да так подробно. Странно, правда? Даже мужьям не говорила. Ну, первый – понятно, я с ним вообще мало говорила, а вот второго почему не посвящала, и в семью не вводила, не знакомила? Он знал лишь кое-что, в общих чертах, – искренне подивилась собственному открытию Зинуля.
– Ага, значит, второй муж имелся? – зацепился за новую информацию Захар.
– Гражданский. Как-то и мысли не приходило – официально пожениться.
– Что так, не вызывал доверия?
– Как раз наоборот, доверие вызывал, а мысли о замужестве – нет. Мы познакомились на работе. А где еще люди знакомятся?
– В гардеробных комнатах, например, – «предположил» Захар.
– И в них тоже, но гораздо реже, согласись, – улыбнулась Зина, – чаще на учебе или на работе. А если учесть, какая у меня работа…
С Константином Зина познакомилась, когда ее перевели в Центральный округ с повышением – старшим экспертом группы. Да, за заслуги – выдрали с боем у районного отделения! Она к тому времени кандидатскую писала по собранному обширному материалу, интересно ей было – не удержать! Так и писала, пока жила с Константином, все два с половиной года, а дописала (скорее переписала заново) и защитилась – после расставания.
Он – начальник следственного отдела оперов, она – старший эксперт: динамит с тротилом! Зинуле было тогда двадцать пять лет, ему тридцать шесть, и за плечами у него – развод и ребенок. У обоих рабочий график – от зари и до горизонта следующей недели. И где, как и когда они окажутся, зависело от совершенных преступниками деяний и настроения начальства. На место преступления они иногда отправлялись вместе, а далее – она в лабораторию, он – на следственно-разыскные мероприятия, с перерывами на головомойку в начальственных кабинетах.
Да и время-то было – конец девяностых!
Их сорвало после одного трудного, почти безнадежного дела, но они его все-таки раскрыли. Мужики из «убойки» выпивали у себя в кабинете победную, а Зина зашла отдать последнюю экспертизу, разумеется, срочную.
– Зиночка! К нам, к нам! Без вас все дело бы развалилось, – бравурил Константин, – вы наша спасительница! Такого «глухаря» раскрутить!
– А давайте! – вздохнув, согласилась Зинуля. – Все равно за руль не сяду, восемнадцать часов на работе, устала так, что руки дрожат. Такси вызову.
– Такси отменяется! Я вас отвезу! – пообещал Константин.
Он еле-еле втиснулся своим мощным телом за руль ее «Нивы», подаренной семьей на двадцатипятилетие, и отвез Зину домой.
К тому моменту Зинуля жила в квартире одна. Дедушка, мамин папа, умер, бабушка болела, и родители решили жить с ней – присматривать и ухаживать, а дочери предоставили возможность для личной жизни.
Вот она и состоялась. Личная-то.
Константин остался тем же вечером, и так им это понравилось, что они решили жить вместе.
Смешно! Жить!
Приходили домой в разное время суток, в разные дни недели. Если сталкивались – радовались друг другу необычайно, отмечая встречу горячим сексом, иногда засыпая и на полу, и на диване, не добравшись до кровати от хронической усталости. Зато на работе виделись регулярно.
А нормальную семейную жизнь отложили на призрачное «потом». Потом – когда будет отпуск или пара выходных-отгулов. Потом познакомимся с родными и близкими, съездим за город, починим краны, прибьем на место рухнувшую год назад полку в ванной, починим ручки на дверях, купим, наконец, нормальных продуктов, сделаем генеральную уборку – потом.
Жизнь – потом!
Два с половиной года ухнуло, как в трясину, во временную жизнь с призрачной надеждой на это убийственное «потом».
И вдруг у Зинули мистическим, волшебным образом как-то случился настоящий отпуск. А вот стукнула кулачком по начальственному столу, сопроводив наезд «непрошеной слезой»:
– Не могу я больше! Помру я здесь у вас!
Начальство встрепенулось, слезы ей вытерло, ценный кадр облобызало и отправило в отпуск через три дня.
Проснувшись в первое отпускное утро, Зинаида улыбнулась, потянулась… и впряглась в глобальную уборку с передвижением мебели, вызовом слесарей и починкой всего, ожидающего ее кто месяц, кто пять. Четыре дня были посвящены чистоте и порядку.
Наконец она огляделась: кра-со-та!
За окошко соизволила посмотреть – батюшки! Лето на дворе…
И – в Одессу! Какой там Костя, какой там милый-любимый! Отпуск просидеть дома, сутками его ожидаючи? Щас-с-с!
– Зиночка, – плеснула мудростью, как морской волной, бабушка Ида. – У Мони Абрамовича сын бил, как это? В «уголовке», так это называют? И що, он день и ночь ловил бандюков, устанавливал справедливость, таки от него ушло три жены, плюнув через порог. Чью-то там справедливость он устанавливал, а сам без кальсон, денег и нужной женщины. Я вас таки спрашиваю: и это дело?
– Не дело! – весело согласилась Зина.
Она отоспалась всласть и наконец смогла не на бегу, а спокойно и сколько угодно общаться с Ритулей, детьми, семьей. Назагорались, нахохотались, нагулялись они от души и не спеша.