— Неточности серьезные? В ярды или в мили?

— В некоторых местах ошибка исчисляется во многих милях.

— Есть ли ошибки в этой карте? — не скрывая раздражения, Аттила указал на полоску пергамента.

Разведчик замялся.

— Она такая миниатюрная, о великий Танджо, что нам трудно судить об этом. Но с первого взгляда мы не можем найти в ней каких-либо неточностей.

У Николана отлегло от сердца. Гроза миновала, гнев Аттилы не обрушился на него. Он посмотрел на императора. Слова разведчика не поразили Аттилу, наоборот, вызвали у него много вопросов.

— Похоже, мне придется серьезно разобраться с моими рисовальщиками, — наконец, молвил он и повернулся к Николану. — Твоя самоуверенность обусловлена, скорее всего, юным возрастом. Во всяком случае, я на это надеюсь. И мне представляется, что твое умение рисовать карты, подтвержденное моими специалистами, может оказаться полезным для меня.

— Мой друг и я прибыли в твою столицу, о великий император, в надежде поступить к тебе на службу.

Аттила глянул на Ивара.

— Думаю, я найду, как использовать этого здоровяка. И хотя сейчас он более всего напоминает мешок костей, я склонен думать, что он выходец с острова Черных Певцов.

Ивар лишь поклонился, подтверждая точность догадки Аттилы. А последний вновь обратился к Николану.

— И твой народ мне знаком. Он отличается завидным упрямством. Вы разводите лошадей, но по характеру больше похожи на мулов. Мне уже доводилось проявить по отношению в твоему народу надлежащую суровость. Ты будешь столь же упрямым или готов делать то, что я скажу?

Николан решил, что другая возможность для откровенного разговора если и представится, то нескоро.

— Я назову плату за свои услуги, о великий император, — Ивар бросил на него предостерегающий взгляд, но Николан продолжил. — Ванний, действовавший от твоего имени, убил моего отца и конфисковал наши земли. Он продал меня и мою мать в рабство. Я прошу восстановить справедливость и вернуть мне земли моего отца.

Аттила, надо отметить, не привык возвращать то, что попало к нему в руки.

— Обстоятельства этого дела мне незнакомы, — пробурчал он. — Ванний мертв. Он был лгуном и вором. Когда я узнал, что он отдает мне лишь малую толику денег, выкачиваемых из твоей страны, я велел отрубить ему голову. И до сих пор сожалею, что позволил этому предателю так легко расстаться с жизнью, — он всмотрелся в Николана. — Твое нахальство переходит все границы, но я чувствую, что требования твои не лишены основания. Порешим на следующем: когда ты докажешь, что действительно нужен мне, мы вернемся к вопросу о твоем вознаграждении. Но только не думай, юный петушок, что я тебе что-то пообещал. Свои обещания я выполняю всегда. Пока же я свободен от каких-либо обязательств перед тобой, — Аттила повернулся к Онегезию. — А теперь можешь привести константинопольского посла. Но сначала пусть уберут эту карту. Я не хочу ее видеть, пока не будут исправлены все ошибки.

На том воспоминания оборвались. Солнечное тепло взяло вверх. Николан заснул, и его ритмичное дыхание заставило Ивара подняться из-за стола. Он подложил овечью шкуру Николану под голову, другой укрыл его. И хотя стул не казался удобным ложем после ночной работы, во время долгого бегства из Рима им приходилось спать куда в худших условиях.

Несколько недель спустя, когда солнце только показалось из-за горизонта, Николан и его верный друг достигли излучины легендарной реки, которую столетиями позже назовут Голубой Дунай, хотя, если исходить из цвета воды, Дунай следовало назвать темно-зеленым, коричневым или даже черным. В этом уголке страны Бакони, среди густых лесов, маленьких озер и пологих холмов, Николан просто ожил. Он то и дело пускал лошадь в галоп, дышал полной грудью, глаза его сияли. Внезапно он остановил жеребца и указал на прогалину, посреди которой стоял длинный деревянный дом. Из одной из труб поднимался дымок. Дом окружал частокол из заостренных бревен. Настроение Николана разом изменилось.

— Вот мой дом! — у него перехватило дыхание. — Мой отец умер у ворот, когда в них ворвался Ванний. Я был на том лугу, когда это случилось, — он помолчал. — Что мне их оскорбления, угрозы, злобные взгляды, отказы в ответах? Я готов на все, ради того, чтобы в конце концов придти туда, где родился.

Недели, проведенные в стране Бакони, ушедшие на то, чтобы подсчитать число воинов, и, более важное, лошадей, которые могли быть призваны под знамена Аттилы, дались им нелегко. Николана везде встречали с откровенной враждебностью. Его полагали предателем своего народа. И ему самому приходилось прибегать к угрозам, чтобы получить нужные сведения от своих каменнолицых соотечественников. Поскольку он-то намеревался выторговать для них самые выгодные условия, такое отношение казалось ему вдвойне несправедливым. Но о своих чувствах он предпочитал не говорить.

— Это наша последняя остановка? — спросил Ивар.

Бритонец не приученный с детства к верховой езде, в отличие от Николана, пользовался седлом. Николан же, по обычаям своего народа, обходился без всякой упряжи. Долгая поездка верхом утомила Ивара, и он мечтал о том, чтобы встать на твердую землю.

Николан покачал головой.

— Мы не будем здесь останавливаться. Вчера Ранно Финнинальдер предоставил мне всю необходимую информацию, — он помолчал. — Я не ступлю на земли Ильдербурфов, пока они вновь не станут моими! Да приблизят боги этот день!

Он огляделся и глубоко вздохнул. Рощи ольхи, ивы, акации, густая зеленая трава, ковер желтых и красных луговых цветов, голубизна неба, а вдалеке иззубренные пики гор.

— Нам осталось повидать только Мацио Роймарка. Я специально составил наш маршрут так, чтобы мы приехали к нему сегодня и смогли присутствовать на скачках. Я хочу увидеть знаменитого Хартагера в деле.

Николан вытащил меч и ковырнул им дерн.

— Посмотри! Самая плодородная земля в мире! И когда-нибудь она будет моей. Но я смогу получить ее лишь одним способом: служа Аттиле. Если он будет разбит римлянами, легионы двинутся на север и эта страна будет поделена вновь. Землю здесь получит какой-нибудь солдат или ее купит у него богатый купец. С другой стороны, если каким-то чудом моя страна обретет независимость, эти земли останутся у Финнинальдеров. Во-первых, эта семья становится все более влиятельной. А во-вторых, у меня не осталось родственников, которые могли бы поддержать меня в моих притязаниях на эти земли. Так что Аттила — моя единственная надежда, — он повернулся к Ивару. — Ты все спрашивал меня, друг мой, почему я взял сторону гуннов. Я называл тебе много причин, и все достаточно веские. Но эта — главная, пусть и замешанная на эгоизме. Я не вижу иной возможности вернуть мое наследство.

Бритонец кивнул.

— Это причина, понятная для любого человека. Даже я, носивший рабское ярмо с колыбели, сочувствую тебе.

Полчаса спустя они поднялись на вершину холма. Под ними, на огромном лугу, в окружении деревьев, стоял дом под красной черепичной крышей.