Только записывать остаётся и ребят посылать. Пацаны своих людей подключают, за один вечер лишая этого Игоря половины дохода. Многие другие из нашей среды осуждают такой вариант. Пиздят, что лучше бы себе товар забрали. Но чужое гнильё мне не нужно. Тем более это удел Цербера дурь толкать. Ему же и конкурента устранил. Нехило помог, учитывая, что его убрать хотят. Хотя, Цербера всегда убрать хотели. Машины подрывали, из винтовки расстреливали, а он всё живой возвращался. Из любой передряги.

Склады горят, вонью своей пропитывая. Дым высоко в небо поднимается, все поглощая. Это личное послание, как наш знак. Если Цербер в крови топил, то мы с пацанами до тла сжигали.

– Беда, - Илюха канистры пустые в багажник отгрузил и ко мне кинулся. – Охрана Аси отзвонилась.

– И?

– Зверь, её нигде найти не могут. Она пропала.

– У тебя всё нормально?

Тиса меня взглядом проводит, когда я очередное платье пробиваю. Дорогущее, мне от цены плохо становиться. Короткое, откровенное, такое никогда не одену. Но покупаю. Уже пятое. Карточку Зверя опустошаю, что он мне утром выдал.

Внутри всё злостью колотит, выворачивает. И сильнее жжёт от того, что я злиться не должна. Не мне за такое судить, мне всё равно быть должно. Но только успокоиться сложно слишком.

Мелочно мщу, себе хуже делая. А остановиться не могу. У него денег безмерно, не заметит даже. Даже баланса не знаю. Всё жду, что на кассе оплата не пройдёт. Но стабильно покупаю и покупаю. Даже Тисе от потраченных сумм плохо, а мне подавно. Как думаю, что на одно платье это мне годами работать нужно было, голова кружится.

– Ась, - Тиса ловит мою руку, загребающую сумку. – Остановись уже. Тебе же даже не нравится.

– Плевать, - обречённо, сломано. Вещи на пол летят из рук ослабевших. За стеллаж хватаюсь, себя удерживая. В сердце от чего-то грустно так, что плакать хочется. Только права на это не имею. – Дамир даже не заметит.

– И что он натворил уже?

– С другой пошел трахаться.

Грубо отрезаю, зло. Всё надорвалось будто с минутного разговора. Я права не имею его ревновать. Сама себе позволить не могу, признать, что задевает. Зверь любую может выбрать. Только тогда пусть меня не трогает. Не касается руками, которыми шлюх держал.

Зверь ответил, что занят, а на фоне голос женский. Как кувалдой шибануло. И звонок поспешно сбросил, не прощаясь. Я радоваться должна, надеяться, что внимание на другую переключит. Вот только не получается. Обида душит, вдохнуть не даёт.

Я вчера его далеко впустила. Позволила многое, что никому не позволяла. Никогда не касалась члена, Ромчика ни разу не ласкала за столько времени. А Зверь все запреты смёл. И напором взял, но не властью. Заставил саму желать. На встречу тянуться, его запах дурманящий вдыхать. Меня вело, кто-то другой телом управлял, желание по венам распалял.

Доверилась, поддалась на эти ласки. Сама себя утром проклинала, но варианты продумывала. Как жить с этим, как со Зверем быть. Засыпая мысль глупую допустила, что смириться смогу, быть с ним захочу. Раз так тело отзывается.

А он к другой уехал. Про дела соврал и к ней пошел. Зачем тогда я? К себе всеми силами забирать, а затем других искать. Я такого не стерплю, не приму. С кем хочет может быть, но ко мне тогда Зверь больше не подойдёт.

– Ебать, - выдавливает подруга, руку мою сжимая. – Ты уверена?

– Он сказал, что занят. А потом женский голос в трубке. Тис, я не истеричка. Мне вообще должно быть плевать. Но я злюсь на него, и на себя злюсь. За злость на него.

– И что, от траты денег тебе лучше?

– Ни капли.

– Тогда пошли по-другому стресс снимать.

– Как?

– Доверься мне.

Уже Зверь вчера доверилась, боком вылезло. Но сжимаю руку Тисы и утащить себя позволяю. Мы заваливаемся в кондитерскую, где космически суммы на безглютеновые сладости. Карточку Зверя опустошить хотела, но больше радости мелочи приносят. Красная резинка на волосы из перехода. Полевые цветы, которые у бабушки скупили. Мыльные пузыри, что ветром в небо уносятся.

На улице темнеет, фонари зажигаются. Плотнее куртку захлопываю, где замок сломался. И купить можно было, но больше не хочу тратиться. Ничего больше не хочу. Хватит.

Обессилена, уставшая от этого. Себя поедом съедаю, картинки перед глазами мелькают. Как Зверь с другой женщиной время проводит. Поцелуями покрывает, сжимает своими пальцами, трахает. Меня мутит, ком в горле разрывает.

В ресторан Хуракана, где работала раньше, заезжаем. Мне вещи забрать нужно, об увольнении сказать. Даже если Зверь отпустит завтра, то тут работать не смогу. Воспоминаний больше, чем нужно для работы нормальной.

Игорь не особо рад моему решению. Губы кривит, поджимает. Улыбается обаятельно, уговорить пытаясь. Только я на своё стою, заявление протягивая. Не поддаюсь, хотя дико хочется.

– По закону две недели отработать должна.

– На больничный уйду, - сообщаю с твёрдой уверенностью. – Я работать больше не буду, Игорь Михайлович. Не могу.

– Что ж вы обе такие упрямые сегодня. Где-то платят за то, чтобы меня кидануть?

– Обе?

– Арина тоже ушла. Бросаете меня на произвол судьбы, бесстыжие.

Со скрипом трудовую отдаёт. Бурчит про наглую молодёжь, хотя самому лет сорок, не больше. Улыбку напоследок кидает, смазанную, быструю. Своеобразное прощание без обид.

Тиса на второй этаж забирает, в ВИП-комнату. В самом углу, чтобы лишним не добраться. Алкоголь заказывает, коктейли своеобразные. Без разбора пью, в меню тыкая. Знакомые официантки с интересом смотрят, о делах узнавая. Никому о свадьбе не говорю, вдруг уже и не будет. Да и списки Зверь должен утвердить, прежде, чем кого приглашать.

В голове плывёт, дымом заволакивая. За словами следить сложнее, но всю правду Тисе не говорю. Образами, общими словами. Про сестру рассказываю, про Зверя помощь. Но почему так помог не говорю, не могу из себя выдавить.

Мы болтаем, а потом танцуем, врубив музыку. И пьём, много пьём. И мне легче становиться. Смелостью изнутри бьёт, чтобы Зверю высказать. Разговоры прокручиваю, репетирую. Фразы колкие на пару с Тисой придумываю, чтобы потом в ссоре сказать.

Так легко становиться, просто. С Тисой вообще просто. Глупость скажешь, а она понимает. Жестикулирует ярко, вилкой в воздухе крутя. О своей жизни рассказывает, на отца жалуясь. На его попытки замуж выдать. О сводной сестре рассказывает и смехом заливается, когда язык заплетаться начинает.

– Я сейчас к Костику пойду, - вдруг говорю Тисе, поднимаясь. – Он нам такой коктейль сделает, ты ещё такого не видела.

Тиса опять смеётся, звонко и ярко, голову запрокидывает. Кивает, чтобы скорее вернулась. А у меня пол пляшет перед глазами, сложно идти. Ступаю, ожидая, что в мягкую вату провалюсь.