Ну что ж, приступим, помолясь… Как там говорится? Размахнись, коса, раззудись, плечо? Оп-п… Чего ж она не размахнулась-то, а сразу в землю воткнулась? Нет, как-то не так надо… Давайте, что ль, гены, подсказывайте, руководите тайными крестьянскими потребностями! Ага, вот так, наверное… Плечо оттянуть, самую малость податься назад, потом сильным и плавным махом – р-раз! И еще – р-раз! Ага, пошло дело! Вот она, травушка-муравушка, высокая да росистая, так и легла под ноги! Ага, ужо я тебе! Получается! Получается! Вот вам, голос подсознания! Вот вам, подсказка судьбы!

– Э! Мужик! Ты чего тут?..

Вздрогнула всем телом, обернулась воровато на голос. Огромный детина, голый по пояс, стоял в десяти шагах, смотрел на нее в недоумении.

– А я… Я тут вот… Траву кошу… А вы кто?

– Я вообще-то хозяин… травы. И усадьбы тоже.

– И… Извините… А мне баба Сима сказала, что здесь никого… Никто не живет…

– Ну да, в общем… Особо никто не живет. Я вчера поздно вечером приехал. Да постой, мужик, куда ты? Или… Э-э-э… Ты это… ты не мужик, что ли?

– Да, представьте себе, не мужик! – сдирая с головы кепку и оборачиваясь к нему уже с другой стороны плетня, обиженно проговорила она.

– Ой, простите подлеца, обознался… А вы косу, косу свою забыли!

Широко шагнув по траве, детина ловко ухватил косу, дошел до плетня, остановился, с любопытством ее разглядывая.

– А… вы кто? Насколько я знаю, у бабы Симы отродясь наследников не водилось…

– А вы, наверное, Иван, правильно?

– Ну да, Иван…

– Ну, будьте здоровы, Иван! Извините, что своим занятием ваше утро нарушила! Больше не буду, можете не волноваться! И отдайте мне мою косу, пожалуйста!

– Да возьмите… Пожалуйста…

Схватила протянутую через плетень косу, развернулась, гордо пошла к сарайчику. Закрыла дверь, досадливо скинула с себя телогрейку, шмякнула кепку под ноги. Нет, каков нахал, а? Что ему, травы жалко? Еще и мужиком обозвал… И не уходит, главное! Вон видно через щель в стене, как стоит у плетня, ежится от холода. Если обозвал, так и шел бы себе! Еще поизгаляться, что ли, охота?

Вытолкнула дверь плечом, пошла мимо него в сторону дома, как мимо бесполезной в хозяйстве статуи.

– Постойте, девушка… Ну чего вы, в самом деле, так на меня обиделись? Я ж не хотел… Вышел, смотрю – телогрейка, кепка, да еще и с косой… Что я должен был подумать?

– Да думайте что хотите!

– А зачем вам… трава на моем огороде понадобилась?

– Да не нужна мне ваша трава! Я просто ее немного покосить хотела, и все!

– Зачем?!

– Да просто так! Из любопытства! Маленькое удовольствие хотела получить!

– Да? Как странно, однако… А у меня были совсем другие представления о девичьих удовольствиях… А как вас зовут, девушка?

– Представьте, что у меня абсолютно женское имя, хоть и редкое! Сантаной меня зовут!

– Ах вот в чем дело! Ну конечно же, теперь я понял! Как я тебя сразу не узнал, чертенок? Помнишь, как твоя бабка мне по уху тогда за этого «чертенка» врезала, а?

– Нет, не помню.

– Ну да, ты тогда еще сопливой была… Не сердись, а? Чего ты злючкой такой выросла?

– Это я злючка? Да сами вы… Ой, да ну…

Махнув рукой, она торопливо пошла к дому, чувствуя спиной его насмешливый взгляд. И правильно бабушка Анна ему по ушам врезала, и за «чертенка», и авансом за сегодняшнего «мужика»! Надо же, горазд ярлыки приклеивать!

Дома первым делом сунулась к зеркалу, оглядела себя всю, с головы до ног. Подняла вверх брови, натянула губы в улыбке, откинула плечи назад, подобралась вся, припоминая модельную выучку. Ну вот… И не похожа уже на мужика… Фигурка, конечно, и в подобранном виде далеко не женственная, но все же… Не мужик все же! И кожа на лице от свежего воздуха ровнее стала, и даже румянец появился. А если еще и глаза подкрасить да волосы феном уложить…

Хотя – чего она вдруг с обидой засуетилась? Подумаешь, какой-то бабы-Симин сосед в ее принадлежности к прекрасному полу обознался! Да кто он такой вообще, чтобы из-за его обознаток брови тянуть да внутрь животом подбираться? Пусть его жена для него в этом плане старается, а ей ни к чему! Лучше пойти позавтракать, бабы-Симиных пирогов от души налопаться! Или в постели еще поваляться до первых жарких лучей… Да, пожалуй, лучше поваляться…

Она и сама не заметила, как заснула. Разбудил ее бабы-Симин насмешливый голос:

– Эй, косарь, вставай! Уж роса на траве высохла, а ты все дрыхнешь! А еще спрашивала давеча, где коса, где брусок… Передумала, что ль?

– Не, баб Сим, не передумала… – села на постели, потягиваясь, – наоборот, все исполнила, как хотела… Да только хозяин усадьбы меня прогнал…

– Да как же? Это что, Ваня приехал, что ли? Надо же, принесла его нелегкая! Уж месяца два я его тут не видела! Надо же…

– Ага! Смешно, правда? Приехал хозяин в свой дом, а у него на огороде какой-то мужик траву косит…

– Почему мужик? Откуда там еще и мужик взялся?

– А это он меня мужиком обозвал… Я пришла домой, так расстроилась, чуть не заплакала! А вы говорите – подсказка судьбы… Это ваш сосед, что ли, подсказка?

– Не… Какая ж Иван подсказка, что ты? Он давно женатый… Да ты не обращай на него внимания, вообще-то он добрый парень, вежливый. Не знаю, чего его обнесло…

– Да он просто обознался, баб Сим. Со спины. Я в телогрейке да в кепке была.

– А, ну это другое дело. А ты поднимайся давай, завтракать будем. Солнце уж высоко стоит, денек сегодня опять будет хороший… Я после завтрака отдохнуть прилягу, а ты траву, что у плетня растет, всю повыдергай. Никак у меня до нее руки не доходят.

– Хорошо, баб Сим. Всю повыдергаю…

Хорошо сказать, да трудно оказалось сделать!

Попробуй ее повыдергай, это ж не мягкую грядку прополоть! Пришлось попыхтеть, вытаскивая лопатой из земли жесткие корни репейника да взявшегося расти вширь лопуха…

– Бог в помощь, соседка! – вдруг услышала над головой насмешливое. – Опять решила в борьбе с травой маленькое удовольствие получить?

Распрямилась – и оказалась глаза в глаза со своим утренним обидчиком. Как это он так незаметно подкрался, интересно? И вообще, чего ему от нее надо?

– А у меня пиво с таранькой есть… Хочешь?

– Это вы меня как мужика на пиво приглашаете, да?

Хотела спросить язвительно, а получилось с примесью детской обиды, и голова в плечи ушла, и сопнула, вбирая в себя воздух, как сердитый ежик.

– Ой, ну хватит, а? Ну не обижайся, чего ты…

Ишь как миролюбиво, даже где-то заискивающе он это «не обижайся» протянул, вдобавок изобразив на лице смешную гримаску, почти как в песенке: бровки домиком, губки бантиком… Это при его-то грубой мужицкой наружности! Правда, очень смешно получилось! Хотя наружность, надо признаться, ничего такая, более-менее симпатичная, и грубые черты ее совсем не портят. Глаза глубоко посажены, но живой умной искоркой светятся, тяжелый подбородок тоже как тут и был, вполне гармонично к лицу приделан, и губы расплылись в мягкой улыбке, совсем не насмешливой, добродушной скорее. Не хотела в ответ улыбаться, но губы сами по себе задрожали, полезли уголками вверх, и пришлось приложить усилие, чтобы вернуть их в обратное сердитое положение.