Очень «продуктивно». А главное – от такого простоя падает пыл и темп заведенной массы людей. Поэтому, покачав головой, Ярослав с дружинниками притащили бревно и стали долбиться им в ворота. Это задало вектор «общей тяги» и к ним охотно присоединились остальные. Так что крепкие и добротные дубовые ворота удалось выбить очень скоро. Ударов с двадцати пять. Наш герой толком и не считал.

Произошла короткая битва. Очень короткая. Даже не битва, а драка. Потому что Фроди, его второй сын и пятеро иных мужчин были смяты этой толпой походя. Не убиты, а именно смяты. Ярослав специально орал, чтобы их не убивали, а вязали. Люди не очень понимали зачем это делать, но военного вождя слушались, тем более что в первых рядах были его дружинники.

А дальше был суд, на который были приглашены все старейшины. Даже те, которые не хотели участвовать. Но и его затягивать не стали. Фроди и всех свободных мужчин, взятых у него на усадьбе, по-быстрому приговорили к смерти. И немедленно привели приговор в исполнение… руками старейшин под улюлюканье толпы. То есть, Ярослав вынудил сообщников резать друг друга.

Конечно, если бы судилище было бы не публичным, то старейшины почти наверняка нашли бы повод оправдать Фроди. Или хотя бы смягчить его вину. Но за спиной Ярослава стояла гудящая толпа, жаждущая крови. И идти против нее старейшины не решились.

На этом, впрочем, кризис не был преодолен. Едва упала на землю последняя отрубленная голова как возник коллапс. Нужно было делить женщин, детей и имущество, в числе которого были даже рабы с рабынями. Зажиточно лодочник Фроди жил. Не как Ярослав, но по местным меркам – один из самых богатых. Ремонт лодок и их изготовление на столь важном торговом пути – работа востребованная и весьма доходная. На круг выходило даже сытнее, чем у кузнецов до появления у них уклада.

Кого требовалось поделить? Третью жену – девчонку лет двадцати, которая уже успела дважды удачно родить, сохранив относительно товарный вид. Двух молодых дочерей от первой жены, что годились уже для сожительства, и двух невесток. А еще имелось полторы дюжины детей, включая парней. И рабы с рабынями. В довесок к ним шла усадьба, немалые запасы продовольствия и куча всякого барахлишка, до которого многие были охочими.

Так сложилось, что у Фроди не было в Гнезде родичей. Дочери вышли за пришлых скандинавов, что откалывались от проходящих дружин. Да и он сам был не свеем, а выходцем с Готланда. Не чужак, вон сколько лет жил, старостой стал. Но и родни здесь не было. А значит, что? Правильно. Детей сбагрить было некуда. Посему их предлагали просто спустить в прорубь, под лед, чтобы не мучать ни себя, ни их. Ну или просто головы поотрубать. Они ведь обуза. А мальчики – так и вообще – подрастут – мстить станут. Оно кому надо?

Ситуация усугублялась также самим преступлением. Ярослав повернул весь конфликт на разговор о деньгах. Скажи он про борьбу за власть и попытку устранения, все бы вылилось в кровавую резню старейшин. Прямо вот сразу, без раскачки. А нашему герою это было не нужно. Они ведь все ремесленники. Полезные люди. Вот подчинить их – да, нужно. А резать? Неразумно. Поэтому он повернул мотивацию Фроди в финансовую плоскость. Дескать, поживиться хотел. Тот что-то промычал бессвязное, ибо побили его сильно. Но никому в том дела не было, потому как старейшины тут же стали обличать злодей под гул толпы. Лучше его головы лишить, чем всем скопом на тот свет отправиться. А значит кто Фроди получался? Татем позорным, поднявшим руку на имущество соседа. За такое должно и род весь извести, ибо ближних трогать нельзя. Хочешь грабить? Иди в соседнюю деревню.

Старейшины подыграли военному вождю, спасая свои жизни. И охотно бросились головы рубить, чтобы Фроди, не дай бог, оправдаться не смог. А то еще придет в себя, отойдет от побоев, и давай выкрикивать своих сообщников. Но на этом единение Ярослава со старейшинами и закончилось. Начался дележ, который по доброй традиции начали топить в деталях.

Часик посидев и послушав этот бред наш герой встал и предложил отдать все имущество на общее дело – для наполнения арсенала, кормежки на тренировках и так далее. А женщины и дети? Так разобрать по состоятельным семьям. Все же не случайный человек – старейшина был. Понимания, разумеется, он не получил. Ведь, по сути, снова предлагал взвалить решение проблем бедняков за счет состоятельных. Нет, отказываться они не стали. Просто топили в словесах, двигаясь по накатанной.

И пока шла многомудрая дискуссия ни о чем Ярослав решил пройтись и взглянуть на «товар». Точнее на людей, которых делили.

Жена, дочки и невестки – типичные скандинавки на вид. Одна невестка рыжая, все остальные бабы блондинки с суховатым лицом. Женщины как женщины. Вполне обычные для эпохи и региона. И даже взгляд вполне характерный для ситуации – он отражал смесь ужаса, ненависти и надежды. Это ведь их детей, братьев и сестер предлагалось под лед спустить.

Дети выражали эти настроения намного ярче. Кто-то жался к мамке или сестре и плакал. Кто-то наоборот – насупился и смотрел зло. Понимали – решается их судьба… их жизнь. А жить хотели все.

Двое мужчин-рабов изможденного и уставшего вида с любопытством следили за происходящем. Явно славяне, взятые за долги. Им ведь ничего толком не грозило. Кто будет убивать раба? Глупо это. Три рабыни-славянки тоже не переживали. А вот четвертая – скромно жалась за спины остальных и старалась не показываться. Ярослав подошел ближе и вытянул ее «на свет», чтобы лучше разглядеть. Девица была довольно экзотичного для здешних мест вида – дохленькая, чернявая с волнистыми волосами. Совершенно очевидно – откуда-то с юга. С Византии или даже с Египта, тут так не разобрать.

- Кто ты? – Спросил он по-славянски.

- Она почти не говорит, - пояснила жена Фроди. – Ее мужу минувшим летом друг подарил для утех.

- И как? Пришлась по душе Фроди?

- Нет. Очень строптивая. Он хотел силой ее взять, но не совладал. Совсем обезумела – кусалась, дралась, лицо Фроди разбила камнем. Едва оттащили. Он ее потом наказал и заставил самую грязную работу делать. Но она все одно – не уступила. Дурная. Уступила бы. Не убудет ей с того.

- Сильно бил?

- Да, - нехотя согласилась жена Фроди, - но не по животу. Он со всем пониманием. Ей же еще рожать.

- Кто ты? – Вновь спросил Ярослав девчонку, но уже на койне, то есть, высоком среднегреческом или, как иначе говорят, высоком византийском языке.

Лицо девчонки дрогнуло от удивления и ожило. А потом ее прорвало – она стала лопотать, рассказывая обо всем на свете, о своих переживаниях, о своей тяжелой судьбе и так далее. Видимо впервые услышала родную речь за эти месяцы ужаса. Да и видом Ярослав не походил на местных.

- Ты знаешь, зачем тебя подарили Фроди?

- Да, - поникла головой Мария.

- Сейчас тебя хотят отдать мне. В рабыни. Ты слабая. Тебя на тяжелые работы не пошлешь, ибо это верная смерть. Остаются только утехи. Будешь сопротивляться?

Она подняла глаза, пылающие яростью, и выпалила: