Отец происходил из священнического рода — прадеды его были священниками. Один из профессоров Духовной Академии пишет в книге «Сто лет Академии», что «прадед знаменитого писателя Василия Васильевича Розанова сильно пил». По-видимому, он был богатырского сложения, так как, когда приезжал архиерей проверять епархию, то, чтобы задобрить его, духовенство ставило ведро водки. Таковы были нравы того времени. Отец мой ужасно боялся пьянства. У него с детства сохранились какие-то страшные воспоминания о попойках в их родне и окружающей среде. У нас дома никогда не покупалась водка, кроме случаев, когда заболевали дети и их растирали водкой, разбавленной водой.

Мне бы хотелось, говоря об отце, описать его внешность, насколько я могу. Отец был невысокого роста, с узкими плечами, с довольно пропорциональной формой головы по отношению ко всей фигуре, лоб у него был очень большой, а на лице выделялся очень острый взгляд глубоко сидящих карих глаз с зеленоватым оттенком, смотрящих как бы и пристально и вместе с тем как-то растерянно на мир. В старости лицо его стало красивее и значительнее. У него были очень характерные и интересные руки: пальцы были не длинные, но с очень выразительным окончанием с выпуклыми крепкими ногтями, несколько утонченными к краям, и как бы созданные для творческой писательской работы. Он сам писал в одной из своих книг, что прирожденный талант писателя сидит в кончиках пальцев. Приблизительно так выразился он. Ноги у него было небольшие, сам был очень живой и юркий, говорил всегда как бы про себя — скороговоркой и часто в шутливом тоне, а если о чем-нибудь спорил, то всегда сердито, раздраженно и убежденно, до того, что вставал из-за стола, топал ногами и даже убегал. Он был вообще очень экспансивен, жив, несдержан, но очень откровенен. Он никогда не притворялся, никогда не показывал того, чего в нем нет. Воспитанным человеком он не был. Это была бурная стихия, вне всякой литературы и формы. Но зато, когда он писал, форма ему была присуща ранее того, чем он ее выразил на бумаге. В этом был залог особенностей его слога, на который обращали внимание все писавшие о нем, считая, что в этом была его гениальность. Даже в начале революции некоторые писатели полагали целесообразным открыть при Брюсовском «Институте слова» отделение литературы, изучавшее стиль Розанова.

Все сказанное о языке относится ко второму периоду его деятельности, когда он сблизился с Мережковскими и другими литераторами и начал печататься в журналах «Мир искусства», «Весы» и «Новый путь», издаваемый П. П. Перцовым, а позднее и в «Золотом руне». Тут-то он и выработал свой художественный язык, столь отличный от других писателей. За это время он издал книги: «В мире неясного и неразрешенного», СПБ, 1904, «Около церковных стен», т. 1–2, СПБ, 1906, «Итальянские впечатления», СПБ, 1909. Последняя книга явилась итогом впечатлений от поездки его вместе с матерью моей в Италию в 1901 году, когда врачи, найдя у него грудную жабу, посоветовали поехать лечиться и отдохнуть в Италию. Средства на лечение и поездку дал А. С. Суворин.

Как отец работал? Он никогда не исправлял что напишет. Он писал сразу набело, мелким, бисерным почерком. Прочесть его работу мог только один метранпаж в «Новом времени», которого и держал Суворин специально для Розанова. Поэтому рукописей у него сохранилось не так много, как у других писателей, так как я предполагаю, что не все рукописи отца возвращались из типографии. Перерабатывать свою статью он органически никогда не мог и отказывался. А если в редакции не нравилась его статья, то он писал совершенно новую… Переписывать свои статьи он также отказывался, боясь по своей рассеянности ошибок. Поэтому он иногда варварски поступал, — вырезал из книг нужные ему цитаты. А если приводил их на память, то обыкновенно перевирал, в чем его часто упрекали. Но это не было следствием его небрежности.

Некоторые статьи по политическим причинам не проходили в «Новом времени». Василию Васильевичу было жаль своей ненапечатанной статьи и он посылал ее в Москву в «Русское слово» и другие газеты под разными псевдонимами: «Варварин», «Ибис», «Старожил», «Обыватель» и др. Почему он печатал под псевдонимом? Потому что он по договору с Сувориным не имел права печатать свои статьи в других газетах, так как он состоял на жаловании в «Новом времени», и кроме оплаты за статьи, получал построчно. Но его интересовала не только денежная сторона, но и желание часто выразить свои мысли в более либеральном духе, чего не допускало «Новое время». Суворин это знал, но смотрел на это сквозь пальцы. Вся же остальная пресса подняла невероятную шумиху вокруг этого дела. Называли отца «Иудушкой», предателем и всячески его поносили. А я считала и считаю, что это было хорошо. Он был шире и правого «Нового времени» и «Гражданина», а также левой либеральной газеты «Русское слово» и кадетской «Речи».

Теперь будем говорить о взглядах отца философских и политических на разных этапах его творчества. Начал он свою литературную деятельность под влиянием Страхова, Леонтьева и Данилевского; бывал он на литературных вечерах Николая Николаевича Страхова. Он был консервативно настроен, религиозен, но без всякого фанатизма. С церковью же его разъединял факт его незаконного брака с моей матерью, но тут еще не выявилось его резкое отношение к Церкви, и он очень страдал. На этом этапе волновали его и вопросы школы, так как до этого времени он многие годы был учителем и знал трагедию в постановке школьного дела. Незадолго до этого он выпустил книгу «Сумерки просвещения». Книга чрезвычайно интересная, на мой взгляд, но написанная тяжелым еще языком, на что Страхов указывал и учил его писать вообще короче и яснее. Несколько позднее он встречается с Перцовым, издает книги: «Религия и культура», «Природа и история». В 1901 году он сближается с Мережковским, 3. Гиппиус, с Минским, Бакстом, несколько раз на вечерах у нас бывал и Дягилев, приходил Бердяев, Вячеслав Иванов. Отец пишет статьи по искусству, о художниках и выставках. Этот период считается расцветом его творчества, он тут наиболее признаваем, его начинают провозглашать гением и сравнивать с Ницше. Отец всегда смеялся: «Ну, какой же я Ницше! Во мне ничего демонического нет!» Василий Васильевич выпускает книгу: «В темных религиозных лучах». Эта книга была запрещена и уничтожена. Один уцелевший экземпляр этой книги был передан уже после революции в библиотеку им. Ленина. В этой книге была критика христианства и разбирался вопрос о связи религии с полом. Мережковский превозносил