эту книгу. Отсюда началась его дружба с Мережковским, а также положено было начало организации Религиозно-философского общества, где было стремление сблизить духовенство с интеллигенцией. К этому времени отцом была выпущена вторая книга, состоящая из двух частей. Первая книга: «Темный лик», а вторая — «Люди лунного света». Эту книгу цензура пропустила, а она, между прочим, менее интересна, чем первая, — запрещенная, — «В темных религиозных лучах», но в ней более завуалирована главная идея о связи религии с полом и потому-то она была пропущена цензурой. В нашей семье очень не любили эту книгу, ни мама, ни я, ни старшая сестра, а Мережковские торжествовали, но отцу это было неприятно. Назревал какой-то надлом. Мама же очень не любила Мережковских и недовольна была сближением отца с ними, считала это удалением отца от Церкви и очень волновалась. Приблизительно в это же время отец выпустил книгу в двух томах под названием «Семейный вопрос в России», СПБ, 1903, собрав огромный материал по бракоразводному делу. Он опять пытался через чиновника Синода Тернавцева получить развод от Сусловой, но все было бесполезно. Однако эти его работы оказали влияние на новое законодательство, облегчающее бракоразводные процессы. Отец рассказывал, что были случаи, когда сумасшедшего мужа заставляли жить с нормальной женой и обратно. В это же приблизительно время он подает на высочайшее имя государю просьбу об узаконении его пятерых детей, указывая на то, что он не принадлежит к потомственному дворянству, а получил личное дворянство по окончании высшего образования. Мы были узаконены и получили и отчество и фамилию отца. Положение же матери оставалось неизменным, поэтому отец, когда писал «Опавшие листья» и «Уединенное», называл мать мою «Другом» — он не мог назвать ее официально женой. Но какое огромное значение она имела в его жизни, приведу цитату из «Опавших листьев», короб 1, стр. 11.

«Если бы не любовь „друга“ и вся история этой любви — как обеднялась бы моя жизнь и личность.

Все было бы пустой идеологией интеллигента и верно скоро бы все оборвалось бы.

… О чем писать?

Все написано давно (Лермонтов).

Судьба с „другом“ открыла мне бесконечность тем и все запылало личным интересом».

А также приведу его отзыв об отношениях к матери (короб. 2, стр. 16). Отец, говоря о своей книге «Уединенное», писал, что она явилась «как попытка выйти из-за ужасной занавески, из-за которой не то, чтобы я не хотел, но не мог выйти».

«Это не физическая стена, а духовная — и как страшнее физической».

«Отсюда же и привязанность или вернее какая-то таинственная зависимость моя от „друга“… в которой одной я сыскал что-то нужное мне… тогда как суть „стены“ заключается в „не нужен я“ — и не нужно мне…

… (задыхаюсь).

А между тем, во мне есть „дыхание“. „Друг“ и дал мне возможность дыхания. А „Уединенное“ есть усилие расширить дыхание и прорваться к людям, которых я искренно и глубоко люблю».

Будем же теперь говорить более подробно о политических его убеждениях. Первый период его жизни, когда жив был еще Страхов, он был спокойно-консервативно настроенный человек. При сближении с Мережковскими он начал незаметно леветь, а в 1904–1905 гг. он поддался общему революционному настроению общества, так как он сам прожил трудную жизнь; знал нищету и голод и с этой стороны сочувствовал бедному люду. Отсюда вытекли его статьи, скрашенные революционным духом, которые затем вошли в его книгу «Когда начальство ушло», СПБ, 1910. Но это был недолгий период в его жизни. Затем он очнулся, посмотрел вокруг себя, увидел богатую, сытную кадетскую прессу, самодовольную и очень далекую от народных нужд и повернул вспять. В это время он дважды издал книгу «Письма А. С. Суворина к В. В. Розанову», СПБ. Одну из них в 1913 году. В это время мать моя продолжала сильно болеть. Летом в 1913 году отец с матерью уехали в Бессарабию в имение Апостолопуло к своим друзьям; отец очень в плохом душевном состоянии, мать больная; отец дружил с самой помещицей, которая была настроена крайне консервативно и враждебно к евреям, так же, как и ее друг. Они указывали отцу на эксплуатацию помещиков евреями и скупку ими по дешевым ценам хлеба у помещиков. Вот тут начинается поворот отца от интереса его к юдаизму к сугубо национальным русским интересам. Здесь он пишет книгу под названием «Сахарна» (так называлось их имение), подготавливает ее к печати, но начинается война 1914 года и книга не появляется в печати. Единственный сброшюрованный экземпляр был передан в 50-х годах в Государственный литературный музей. Книга была местами очень интересная, в ней были оригинальные афоризмы.

«Все хорошо.

Оттого я так жизнерадостен,

Что много страдал.

Оттого я люблю радости что они были редки.

4 июня 1913 г.»

«Вечное солнце течет в моих жилах

И томит и зовет

И наполняет счастьем

… вот отчего я пишу.

И земля и грязь здесь

И холод (на обрывке корректуры).»

«Мимолетное» В. В. Розанов (рукопись была продана Гржебину. Куда она потом девалась — неизвестно).

«Что же победит — буря победит покой,

Или покой победит бурю?

Буре — час

Покою — вечность.

— Хитрый бес подсказал,

но буря занимательнее покоя

                                          (Я!)»

«Зачем о победе? Зачем о борьбе.

Каждый ложится в свое место и в свое время

Бог мудрее человеков и дал миру бурю и покой.

                 (Ночью в постели)»

                                   20/Х-1915?

Из «Мимолетного»:

30. IV.

«Всякое определение есть сужение, (философия)

И определять не нужно.

Пусть мир будет неопределенен

Пусть он будет свободен.

Вот начало хаоса…

Он так же необходим, как разум и совесть.

Живем и горим

Живем и путаемся

„С утра подметают“,

А к вечеру смотришь — везде сор.

Этот сор — наша жизнь.

Разве она плоха?»

24. V.

«В минуте иногда больше содержания, чем в годе.

А когда приходит смерть, то в ее минуте столько

Содержания, сколько было во всей жизни.

Что же такое время? И