— Guten Tag, Kamerad! — приветствовал финна сержант госбезопасности, отрывая руки от лица. — Das Dokument. Lese mal.[37]

Лева медленно достал из кармана маскировочной кутрки предусмотрительно переложенную в нее за деревом инструкцию по эксплуатации баллонов с ипритом. Ту, что он вчера переводил командиру. Она была отпечатана на добротной, плотной бумаге, а ее заглавный лист украшал имперский орел со свастикой в кружочке. Рисунков, изображающих баллоны — хоть в чем-то фашисты молодцы — инструкция не содержала, все объяснялось на словах. Орел и свастика должны внушить доверие.

Дальнейшие свои действия Лева, сидя за деревом, представлял так: дождаться, когда финн повернется спиной, выхватить нож из-под куртки и всадить в спину. Подло, конечно, в романах и кинематографе благородные герои так не поступают, но война есть война.

Финн взял протянутый документ, вгляделся в него, потом перевел взгляд на Леву, словно сверял его личность. Трудно было понять, какие эмоций отражаются на лице врага, потому что и лица видно не было. Его скрывал вязаный подшлемник, обмотанный марлей, открыты только глаза.

— Ich bin aus Gestapo[38], — счел нужным уточнить сержант госбезопасности.

Что ж он молчит, забеспокоился Лева, о чем задумался. Не должен же он думать о том, что у немца из фашистской Германии не может быть еврейский тип лица, откуда простому финну могут быть известны такие тонкости?

Финн вернул Леве инструкцию по эксплуатации баллонов и сказал, указав на себя пальцем:

— Миня олен Айно Лейнонен. Олен теялля юксин, олен вартия, миня ен тиедя, митя тапахтуу…[39]

8

Палец входил в широкое кольцо, рвал его в сторону от изделия, хотя достаточно было просто потянуть. Вытащенный, как заноза, предохранительный шплинт уже не удерживал спусковой рычаг запала. Рычаг удерживали пальцы, прижимая к корпусу изделия. Пальцы вместе с рукой описывали в воздухе полукруг, взмывали вверх и разжимались.

Выпущенное на волю изделие американского производства, обозначающееся как М-16, медленно поворачивалось в полете над снежным полем. А в корпусе цилиндра зарождалась, развивалась и стремительно неслась к концу короткая внутренняя жизнь: боевая пружина запала провернула на оси ударник, произошел накол и воспламенился верхний капсюль и замедлитель. Граната как раз проходила верхнюю точку своего полета, сравнявшись с высотой домов, к которым продвигались люди, бросившие ее. Замедлителю хватило двух секунд, чтобы прогореть, и воспламенилась шашка. Ее горение плавило крышку, отделяющую шашку от дымового состава. До кончины изделия оставалось совсем немного. Американская придумка сближалась со снежным покровом, давно не освежавшимся снегопадами, и потому он был не пушисто бел, а покрыт ямами, ямками, следами от лыж, ног, тел, черными крапинками копоти, кусками окровавленных тряпок и стреляными гильзами. Не было на этом поле только звериных следов. Звери давно обходили это место, с тех пор как люди начали на нем свою охоту друг на друга.

Ручная дымовая американская М-16 упала в карельский снег, выдавив в нем лунку. Вспыхнул дымовой состав, пошла возгонка красителей, от корпуса цилиндра отлетели под давлением изнутри восемнадцать полосок клейкой ленты, и из восемнадцати дырочек повалил дым. Дымовой гриб вырастал из лунки, оплавляя и расширяя ее, превращался в облако фиолетового цвета. Фиолетовые клубы добавились к красным, желтым, бело-серым и оранжевым клубам, образовавшим стены полевого коридора, по которому продвигалось трое лыжников.

— Цирк какой-то, парк культуры и отдыха, — ворчал старшина, вырывая на бегу очередное кольцо гранаты, на корпусе которой было выведено «blue smoke».

Старшина бежал первым. Потому что именно у него в дуло винтовки, висящей по-уставному и по-походному через плечо, была вставлена ветка, а на ней развивался прямоугольный отрез красной материи. Вернее, бардовой. На флажок пошла найденная в сарае старого хуторянина замызганная тряпка, которую пришлось отстирывать. И благодаря ему или благодаря тому, что всего трое лыжников, в открытую, по прямой бежавших к окруженной деревне, не должны казаться врагами, но свои в своих не стреляли. Да и дымовая завеса из затейливых цветовых сочетаний, скрывавшая лыжников от выстрелов из леса, но не от выстрелов из деревни, говорит о том же — не спешите в нас стрелять.

— Свои! Ребята! Советские! — не останавливаясь, закричал старшина Зотов, когда до стоящего боком, мертвого, присыпанного снегом танка, оставалось шагов тридцать. — К вам!

Трое лыжников обогнули вросшую в снег машину. Из окопа, вырытого сразу за танком, поднялся человек в противогазе.

9

Лева шел по лыжне первым, ничего не мог сделать и старательно искал выход. Пропустить финна вперед? Он непременно заподозрит неладное и спину свою не подставит. Незаметно вытащить нож? А как его вытащишь незаметно, когда надо палку из одной руки переложить в другую, запустить руку под куртку. А потом потребуется развернуться вместе с лыжами и сойтись. А как сойдешься на этих лыжах! Огреть прикладом карабина? И снова — незаметно удар не подготовишь. Надо стянуть оружие с плеча, размахнуться. И сблизиться опять же. И недостаточно в нем, Леве, силы, чтобы одним ударом решить вопрос. Может, выстрелить гранатой? А самому отпрыгнуть за деревья? Лева размышлял над вариантами и шел по лыжне первым.

Разрывы и стрельба в лесу прекратились. Газа тоже не чувствовалось. Газ донесло до того места на дороге, где они с этим человеком без лица долго кричали и размахивали руками, но в разреженном состоянии. Он вызвал лишь кашель и слабую резь в глазах. Лева принялся с жаром объяснять, главным образом, с помощью жестов, что их немецкий отряд посчитал, что в лесу одни русские, вот и перестарались, дескать. Лева показывал противогаз, водил пальцем под словом «Detschland». А потом финн поверил, согласился и пошел за Левой к их, то есть немецкому, отряду.

А если они напорются на его, финна, товарищей, подумалось Леве сейчас, на лесной лыжне? Ответом на его невысказанный вопрос стал крик на чистом русском языке:

— Лева, это ты, что ли?

Оба — и сержант Коган, и финский стрелок — оглянулись на крик.

— А это что за хмырь с тобой? — Сверху, оттолкнувшись палками, к ним заскользил по склону капитан Хромов.

Хромов узнал Леву по фигуре и по карабину с набалдашником, по манере передвигаться на лыжах, на которую успел насмотреться за последние дни. С узнаванием в условиях снежной войны дело обстояло непросто. Все в одинаковой маскировке без знаков отличия, да еще и оружие одинаковое. Но Леву-то трудно было как раз не опознать, даже со спины.

Сержант Коган увидел Хромова. И увидел, как поднимается ствол «Суоми» в руках финского стрелка. Лева прыжком развернул лыжи, толкнулся палками, выдернул их тут же из снега, вскидывая, и остриями лыжных палок, похожими на копейные острия, ударил в обмотанный белой марлей пистолет-пулемет. Отклоненная очередь прошла над плечом затормозившего разворотом капитана Хромова и ушла вбок, отряхивая с еловых и сосновых ветвей снежные шапки. Левины лыжи наехали на лыжи финна, а Левины руки, с которых свисали продетые в кожаные петли палки, в кожух «Суоми». В кожух, обмотанный марлей, в которой были проделаны продольные отверстия. Финн, зарычав под подшлемником, рванул пистолет-пулемет в сторону, пытаясь освободить его от чужих рук, и это ему удалось.