Есть, возможно, и другое объяснение его долголетию, и содержится оно в письме друга, которого Флойер посетил незадолго до своей кончины: «Сэр Джон сохранил всю свою память, все свое разумение и живость всех своих чувств, и, как мне кажется, работает, не испытывая особых затруднений». Далее друг приводит возможные объяснения: «Его жена не отличалась особым благоразумием или легкостью характера; но у самого сэра Джона счастливый характер, его не трогает то, против чего у него нет средств, что, как мне думается, помогло ему сохранить здоровье и продлить жизнь». Другими словами, он не поддавался стрессу из-за вещей, которые были ему неподвластны.

Наследие доктора Флойера являет собой смесь некритичного отношения к древним авторитетам, средств, придуманных им на основании личной веры и результатов экспериментальных исследований. Точное измерение частоты пульса при различных заболеваниях было подлинным новаторством, но, как и многие новые идеи, оно было в штыки встречено «истеблишментом». Действительно, в 1820 году в наставлении «Советы и максимы для молодых студентов и практикующих врачей» говорилось, что «существует помпезная и в высшей степени модная практика подсчитывать пульс, держа перед глазами золотые часы, которые создают такое же впечатление, как трость с золотым набалдашником» (трость с золотым набалдашником получали в награду лучшие выпускники Королевского медицинского колледжа, и, несомненно, наличие этой трости у врача, в глазах больного, повышало шансы на успех лечения).

Но хорошую идею невозможно долго держать под спудом. В 1864 году ирландский врач Роберт Грейвс (в его честь названа одноименная болезнь) снова ввел в практику подсчет и оценку пульса с использованием часов как важную часть клинического медицинского исследования. Грейвсу часто ошибочно приписывают заслугу в изобретении секундной стрелки. Честь эта, как мы видели, по праву принадлежит Сэмюелю Уотсону и доктору Джону Флойеру, который горячо ратовал за точное измерение частоты пульса, чтобы «мы могли знать, как естественный пульс реагирует избыточностью или недостаточностью на заболевания». Оценка частоты и других свойств пульса до сих пор является важной составной частью клинической медицины.

Мраморная статуя на гранитном постаменте, установленная в бостонском парке Коммон, изображает человека в средневековом одеянии, наброшенном на лицо другого человека, лежащего без чувств на скамье. Надпись на постаменте гласит: «В напоминание о том, что вдыхание эфира вызывает нечувствительность к боли, что было впервые доказано в Массачусетском Генеральном Госпитале в Бостоне в октябре года 1846 от Рождества Христова».

16 октября 1846 года зубной врач Вильям Мортон открыл эру хирургической анестезии, погрузив печатника Гилберта Эббота в сон с помощью паров эфира из ингалятора собственной конструкции. Хирург Джон Коллинз Уоррен удалил опухоль из шеи пациента, который не кричал и не вырывался, как это было обычно во время хирургических операций. Закончив операцию, Уоррен оглядел собравшихся в операционной (которую с тех пор называют «эфирным домом») хирургов и произнес: «Джентльмены, это не обман». Эта фраза была произнесена не случайно, так как незадолго до этого, в той же операционной, состоялась неудачная демонстрация анестезии. Зубной врач Орас Уэллс попытался продемонстрировать анестезирующие свойства закиси азота (веселящего газа) в том же госпитале. Уэллс не выждал нужного времени, газ не успел подействовать, и пациент взвыл от боли, когда Уэллс приступил к экстракции зуба. Врач покинул операционную под возмущенные крики коллег: «Обман!»

Мортон, конечно, был первым, кто организовал публичную демонстрацию эфирной анестезии, но, конечно же, он не был первым, кто экспериментировал с этим соединением. Снотворный эффект эфира впервые наблюдали за триста лет до Мортона, и сделал это прославленный швейцарский алхимик, философ и врач Парацельс, который первым отметил, что эфир вызывает бесчувственность у кур. Эфир не существует в природе. Так откуда же брал его Парацельс?

В 1540 году немецкий врач и ботаник Валериус Кордус обнаружил, что нагревание спирта с серной кислотой, известной тогда как витриоловое масло, приводит к образованию горючего вещества с характерным запахом. Витриоль – это устаревшее название соединений, которые в наше время называют сульфатами. Кордус открыл, что нагревание раствора природного зеленого витриола, сульфата железа (II), приводит к образованию «масла витриола». Затем, уже в семнадцатом веке, немецко-голландский химик Иоганн Глаубер нашел, что сжигание серы с селитрой (нитратом калия) позволяет получить серную кислоту. Нитрат калия разлагается с высвобождением кислорода, необходимого для превращения серы в ее триоксид, который при растворении в воде превращается в серную кислоту. В девятнадцатом веке нитрат калия заменили на пентаоксид ванадия, который, будучи катализатором, позволял легче получать триоксид серы. Таким способом получали в девятнадцатом веке серную кислоту, необходимую для синтеза эфира.

До того, как эфир в 1846 году начал свое победное анестезиологическое шествие, он имел репутацию развлекательной субстанции. Отдыхающая публика из среднего класса и студенты медики в Европе и Америке охотно веселились под воздействием паров эфира. Мало того, в Европе было распространено питье эфира, и особенно популярным оно было в Ирландии, где католическая церковь не поощряла пьянство и заставляла прихожан приносить клятву воздержания от алкоголя. Питье эфира позволяло обходить клятву. Эфир продавали в пивных и в магазинах до девяностых годов девятнадцатого века, до тех пор, пока его не объявили серьезным ядом.

Доктор Кроуфорд Лонг сам принимал участие в эфирных забавах, будучи студентом Пенсильванского университета, а когда он уже практиковал в сельской местности в штате Джорджия, в 1841 году, он вспоминал, что люди, надышавшиеся эфиром, часто падали или ударялись о твердые предметы, получали синяки и ссадины, но не замечали этих травм. Он задумался, нельзя ли воспользоваться эфиром для того, чтобы облегчить боль? Ответ он получил после того, как провел вторые роды собственной жены под эфирной анестезией. После этого Лонг начал безболезненно удалять зубы, а в 1842 году, приложив пропитанное эфиром полотенце к лицу Джеймса Венабла, погрузил его в сон, и под наркозом удалил из его шеи две опухоли. Но доктор Лонг не был ученым, его не интересовали публикации, он не жаждал ни славы, ни больших денег.

Через два года после блистательной демонстрации Вильяма Мортона Лонг опубликовал статью о своей работе с эфиром в «Южном медико-хирургическом журнале» под заголовком: «Отчет о первом использовании серного эфира для ингаляции с целью анестезии хирургических операций». Лонг описал несколько случаев, включая ампутацию двух пальцев у ребенка, причем одну операцию Лонг сделал под эфирным наркозом, а другую – нет. Лонг сообщил, что во втором случае пациент сильно страдал от боли, а в первом случае вообще ее не ощущал. Причина, по которой он не опубликовал свои наблюдения раньше, – писал Лонг, – заключалась в критике со стороны местных коллег, которые считали, что действие эфира обусловлено месмеризмом, который в те времена пропагандировали как способ уменьшения или устранения боли.

Этой публикацией Лонг добавил свое имя к списку претендентов на изобретение метода эфирной анестезии. В этом списке фигурировали, естественно, Вильям Мортон, и Чарльз Джексон – врач, который, оставив медицинскую практику, создал лабораторию аналитической химии, где, помимо всего прочего, обучал студентов, включая и Мортона, который посещал занятия для расширения своих научных знаний. Джексон утверждал, что это он сказал Мортону об анестезирующих свойствах серного эфира, и судебная тяжба из-за приоритета длилась между ними много лет. Был, кроме того, студент Беркширского медицинского колледжа Вильям Кларк, который говорил, что он первый погрузил пациента в сон с помощью эфира.