Я поспешила убраться из бани и решила, что хочу немедленно покинуть и сам дом, вопреки кажущемуся радушию хозяина, но, вернувшись назад, осознала, что ужасно вымоталась. Увидев меня, лекарь протянул склянку с той же зеленоватой жидкостью, которой пичкал меня раньше, и велел пить две недели кряду по ложке после еды, даже когда самочувствие улучшится. Я решила так и поступить. Несмотря на тревогу, посещавшую меня рядом со стариком, его рекомендациям я верила.

Заметив одолевшую меня усталость, Рене Ноттон настоял, чтобы я немедленно пошла спать. По его словам, происшествие сильно ударило по моему самочувствию и его не удивила испытуемая мной слабость. Он выразил надежду, что силы вернуться к концу недели. На этот период двери его дома оставались распахнутыми для меня, но я подумала улизнуть пораньше, хотя и боялась невзгод, поджидающих снаружи.

Воспользовавшись советом, я вернулась в выделенную мне комнату и рухнула на кровать. Веки тут же закрылись, и я провалилась в сон. Ночью беспокойно металась, и меня знобило, как в лихорадке. Я бесконечно просыпалась, а затем теряла сознание снова. Сновидений не запомнила, хотя по ощущениям они изводили меня до самого утра. Меня преследовало чувство чего-то гадкого, противного. Когда я наконец встала, то ощутила себя страшно измученной. В зеркале увидела отражение с глубокими синяками под красными глазами и впалыми после болезни щеками.

Утром хозяин дома отсутствовал, зато Нора будто поджидала под дверью. Она поджала губы, обнаружив меня в коридоре, и недобро сверкнула глазами. Когда я повернулась к ней спиной, кухарка недовольно бросила мне вслед:

— Потаскуха!

Я вздрогнула, как удара плетью, и ощутила, как кровь отливает от лица, а руки сжимаются в кулаки. Ногти до крови вцепились в кожу.

— Нора! — укоризненно воскликнул Брод, появившийся из поворота. Повариха вскинулась, задрала подбородок и гордо произнесла, словно не обратив внимания на замечание брата:

— Треокий всё видит. Тебе по делам воздастся, тварь! — а затем величественно удалилась. Мужчина лишь покачал головой:

— Не держите зла на неё, Уна. У сестры непростая судьба.

— Она ко всем так относится? — вырвалось у меня. Внутри засел неприятный ком.

Брод замялся.

— Нет. Наверное, мне стоит рассказать…

Я не думала, что собственное прошлое может позволять людям гадко обращаться с остальными, но всё же задала вопрос:

— Что случилось?

Он с охотой поделился:

— Муж ушёл от неё к другой, когда сестра только первенца понесла. Как она не молила, супруг не захотел остаться, Треокий судьёй ему будет. Нора тяжело перенесла разлуку, а ребёнок… после пережитого появился на свет раньше срока и не сумел открыть глаза. А ведь он долгожданный для неё был. Она долго не могла забеременеть, уж бабки косились, обзывая «пустышкой».

— Я сочувствую вашей сестре и её утрате, — искренне ответила я. Какое горе может быть для матери такая потеря! Но несмотря на это, я не хотела спускать с рук несправедливые обвинения. — Какое отношение к случившемуся имею я?

Брод тяжело вздохнул:

— Да соперница тоже на севере родилась…. Черты у вас, сразу видно, не наши. Кожа белая, волосы пепельные, а не русые. Глаза, что кристаллы льда. Вот и Нора всполошилась, вспомнила прошлое. Вы на девушку ту уж больно похожи, только у той волосы белее снега. А ещё… — он замялся, заинтриговав меня. — Нет, этого не стоит рассказывать.

— Говорите! — настаивала я.

Мужчина поддался на уговоры:

— Ходят слухи, что принесли вас из квартала Жёлтых лилий. Нет, вы не подумайте, — затараторил брат кухарки. — Я в это не верю! Но даже если правду народ молвит, то, ясное дело, вы не по доброй воле там очутились.

— Продолжайте, — равнодушно попросила я, хотя в душе бушевали чувства. Район Берльорда, о котором он упомянул, слыл заведениями, занимающимися тем же, что и дом Итолины Нард. Только там всё обстояло куда хуже… Если госпожа принимала состоятельных гостей и волновалась о здоровье подопечных, то в других местах, подешевле, не заботились о женщинах, попавших в услужение к клиентам. Частые смерти для таких заведений — не редкость.

— Сефим, простите, муж Норы, притащил шлюху из борделя, к которой воспылал внезапной любовью… Вот сестра и ополчилась на вас, наслушавшись чужих домыслов. Сами понимаете, если человек не знает, то додумает, а ваше прошлое очень уж взволновало обитателей дома. Я одно прошу: не держите на Нору зла! Телом она крепка, но разум слаб. Больные думы никак не может из сердца прогнать.

— Не беспокойтесь об этом. Я не злопамятна. Даже больше скажу: постараюсь поменьше показываться на глаза вашей сестрице, чтобы не тревожить её.

Брод выдохнул с облегчением:

— Я знал, что могу доверять вам.

Он развернулся, чтобы уйти, но внезапно что-то кольнуло меня спросить, будто сам Треокий заговорил моими устами:

— Брод! — окликнула его я. — А как звали избранницу Сефима?

Новый знакомый удивился вопросу, но без заминки ответил:

— Элина.

Он ушёл, а я чуть не рухнула. Колени резко подкосились, и помутнело в глазах. Ну мало ли в Берльорде северянок с таким именем? Шанс, что речь шла именно о подруге, бесконечно мал. Но сердце бешено стучало, не слушая голос разума. Я не могла его остановить. «Пожалуйста… — взмолилась я, забыв о жалости к Норе. — Пусть это будет она! Пусть Элине удалось вырваться из-под гнёта госпожи!»

Конечно, я не раз пыталась узнать, как сложилась судьба её и Мев после моего побега, но старания не увенчались успехом. Что творилось за дверьми заведения Итолины Нард, никто не знал. Или — не желал делиться, опасаясь поплатиться за болтливость. Что бы я не предпринимала, все старания оказывались в пустую. Не вызволить девушек, не найти их я так и не смогла и почти свыкнулась с мыслью, что нужно оставить поиски, но Брод, сам того не ведая, подал мне надежду, хрупкую, как ледяное стекло.

Раньше я никогда не страдала от безделья. Большее, что себе позволяла, — это поход на ярмарку с Аресом или вечерние посиделки в трактире, когда его покидали последние гости. Но сейчас я оказалась предоставлена сама себе и, по правде говоря, не знала, чем себя занять. Отдыхать я, как выяснилось, не умела.

Сначала я бестолково слонялась по дому, но вскоре поняла, что долго находиться на ногах нет сил. Тут же от слабости и головокружения мутнело в глазах. Тогда я обнаружила в одной из комнат стеллаж с книгами, и, ностальгируя по урокам Элины, решила почитать. Сперва это оказалось непросто, ведь раньше я интересовалась лишь вывесками и указателями на улице, а о большем (настоящей литературе) только мечтала. Поэтому и так недостаточно хороший навык начал теряться.

Первые страницы я преодолела с трудом, но читать последующие главы стало проще. Медленно продираясь сквозь длинные ряды строчек, я погрузилась в историю о девушке из богатой семьи, влюбившейся в бедняка, и просидела так до самого вечера, переживая за героев, пока не затекла спина и глаза не устали с непривычки разбирать мелкие буквы.