Похоже на то, что маршал Егоров не планировал комплектовать Генеральный штаб выпускниками советских военных учебных заведений. Такая крайняя форма мракобесия вынуждала преподавателей военных заведений «вкладывать» в головы слушателей не научные знания, а высказывания товарища Сталина. Освещение любой научной теории, которая хотя бы косвенно не согласовывалась с высказываниями Сталина, грозило как минимум отстранением от должности, а в худшем случае — расстрелом[108]. Приведенные выводы — это вовсе не пропагандистская фраза, которую можно воспринимать лишь как фигуру речи, а отражение страшной и жуткой атмосферы мракобесия, идолопоклонства и конформизма того времени. Так, профессор Военной академии имени М.В. Фрунзе Александр Андреевич Свечин[109]был расстрелян только за то, что в своих научных работах и на лекциях излагал принципы и методы организации обороны, что не совсем совпадало со взглядами Сталина на эту проблему.

Таким образом, понимание «научности» у будущих командиров и военных начальников формировалось еще на самом раннем этапе их военной подготовки. Читатель может самостоятельно изучить биографию Е.А. Щаденко и до конца понять уровень его бездарности и степень моральной деградации, однако главное в данном случае состоит в том, что он был предельно малограмотным человеком. К тому же он целиком и полностью находился во власти параноидального раболепия, что подтверждается следующим рапортом начальника Военной академии имени М.В. Фрунзе Августа Ивановича Корка[110]от 17.08.1936 [12]:

«Лично. Зам. Народного Комиссара Обороны Маршалу Советского Союза М.Н. Тухачевскому.

Докладываю: Состояние здоровья моего помощника тов. Щаденко чрезвычайно неблагополучно, по-моему, у т. Щаденко в любой момент может произойти припадок буйного помешательства.

Прошу безотлагательно освободить тов. Щаденко от работы в Академии и передать его в руки врачей.

Начальник академии Корк».

Подобных Щаденко было немало, так как таких деятелей насаждал главный «двигатель» раболепия, прирожденный палач и убежденный мерзавец, один из наиболее приближенных к Сталину функционеров Лев Мехлис[111]. Будучи полным невеждой в военных вопросах (как, впрочем, и во многих других, если не считать истребление советских командиров), он тем не менее заучивал наизусть речи и статьи Сталина и в своих выступлениях перед генералами и офицерами приводил на память длинные цитаты из сталинских изречений. Он делал это по большей части без повода, например на совещаниях командного состава при обсуждении оперативных вопросов, отвлекая внимание участников от главной темы. Последователи Мехлиса брали с него пример и примерно таким же образом участвовали в «управлении» войсками. Нельзя сказать, что все без исключения политработники рождались бездарными и никчемными, но их таковыми неизбежно делала мехлисовщина.

И вот людей такого пошиба Сталин назначал на руководящие должности, и они определяли, что именно должны и что не должны изучать в военных учебных заведениях будущие военные начальники.

Проблема двоевластия в советских вооруженных силах — это одно из тяжелейших порождений сталинского режима. Неграмотные в военных вопросах и зачастую бездарные политработники всех мастей и рангов вмешивались в управление войсками, что всегда приводило к огромным потерям (с советской стороны) как личного состава, так и техники, о чем предпочитают помалкивать поборники мракобесия. Двоевластие разлагало советские вооруженные силы изнутри, подрывало моральный дух личного состава и уверенность командиров в своих действиях и решениях. Так, например, тот же Щаденко, прибыв в Киевский военный округ членом военного совета округа в мае 1936 года, с первых же шагов стал подозрительно относиться к работникам штаба и командирам соединений округа. Скорее всего, не без участия этого «выдающегося» руководителя был арестован и осужден командир 2-й кавалерийской дивизии округа Александр Васильевич Горбатов[112](впоследствии генерал-армии).

Еще один крайне редко упоминаемый эпизод, характеризующий уровень «стратегического мышления» высших партийных начальников, состоит в настойчивом предложении 1-го секретаря Ленинградского обкома и горкома партии[113]Жданова Андрея Александровича упразднить Волховский фронт, а войска этого фронта подчинить Ленинградскому фронту. И Жданов настоял на этом решении, дав Сталину хвастливое обещание разгромить немецкую группировку под Ленинградом и разорвать блокаду города, хотя войска Волховского фронта находились за пару сотен километров от штаба Ленинградского фронта и были отделены от него немецкими войсками. Итог такого «мудрого» решения предсказуем — управлять войсками бывшего Волховского фронта оказалось не только сложно, а просто невозможно, в результате чего последовала серия крупных неудач и восстановление Волховского фронта.

Известно и подрывающее нравственные устои влияние политработников на личный состав советских вооруженных сил. Ярким примером может служить оценка выдающейся победы командира тяжелой танковой роты Колобанова Зиновия Григорьевича 19 августа 1941 года под Гатчиной (при обороне Ленинграда). Благодаря правильной оценке оперативной обстановки, грамотной расстановке сил и средств, смелым и решительным действиям рота Колобанова из пяти танков КВ-1 за один день уничтожила 43 танка противника, из которых 22 танка поджег экипаж Колобанова за полтора часа боя[114][73]. Таким образом, эта победа стала мировым рекордом по количеству подбитых танков в единицу времени, и она вошла в Книгу рекордов Гиннесса. Естественно, командир полка представил Колобанова и экипаж его танка к званию Героя Советского Союза, но в дело вмешались политработники, те люди, которые никакого отношения к этому бою не имели, которые совершенно не разбирались в тактике применения танковых войск и которые и в подметки не годились Колобанову и его танкистам. Но именно политработники решали, кому и какие награды давать или не давать, и они вспомнили так называемое «братание» Колобанова во время войны между СССР и Финляндией уже после подписания мирного договора между двумя странами.