Безусловно, такие регалии Александра Васильевича Суворова вовсе не означают, что звание генералиссимуса нельзя присвоить кому-либо из советских выдающихся военных начальников, и больше всего для этого подходил Г.К. Жуков, ведь, по его же собственному утверждению, войну выиграл именно он, а не советский народ. Присваивать же такое звание руководителю государства и Верховному главнокомандующему, который позволил фашистам топтать советскую землю с июня 1941 по август 1944 года, — это как минимум неприлично, а в худшем случае — надругательство над страданиями всего советского народа и попрание памяти десятков миллионов жертв этой ужасной войны: наших дедов, отцов и матерей.

Конечно, читатель может возразить, что многие руководители государства не были и не являются военными специалистами, но это им никак не мешает эффективно управлять и государством, и вооруженными силами. Это истинная правда, и от главы государства не требуется быть военным специалистом, но первое должностное лицо в стране должно хотя бы понимать роль и значение Генерального штаба и военного округа. Если же учесть, что за один последний предвоенный год в СССР сменилось три начальника Генерального штаба[125], то станет ясно, какое смутное представление имел Сталин о деятельности этого ключевого органа в системе военного управления и о его роли в планировании и подготовке операций стратегического и оперативно-стратегического масштаба. Исходя из такого небрежного отношения к этой должности, можно с большой долей вероятности предположить, что Сталин рассматривал ее не выше уровня бригадира колхоза.

Здесь уместно подчеркнуть, что Жукова на должность начальника Генерального штаба рекомендовал (то есть фактически назначил) лично Сталин, несмотря на то, что у Жукова, мягко говоря, не было соответствующей подготовки, и он патологически ненавидел кропотливую штабную работу. Однако Сталину понравился доклад Жукова на совещании по случаю завершения командно-штабных игр в январе 1941 года. Трудно сказать, как бы поступил Сталин, если бы узнал, что этот доклад Жукову подготовил начальник оперативного отдела штаба Киевского особого военного округа Иван Христофорович Баграмян[126]. Однако самое поразительное в этом деле состоит в том, что Сталин, принимая такое ответственное для любого здравомыслящего политика решение, руководствовался поверхностной оценкой второстепенной и малозначащей информации, то есть впечатлением от выступления, а не от содержания доклада. Он даже не удосужился ознакомиться с личным делом Жукова, а в нем можно было, в частности, найти следующий вывод по аттестации, сделанный К.К. Рокоссовским 08.11.1930[127][8]:

«Может быть использован с пользой для дела на должности помкомдива или командира мехсоединения при условии пропуска через соответствующие курсы. На штабную или преподавательскую работу назначен быть не может — органически ее ненавидит».

Читатель наверняка согласится, что, прочитав такой вывод по аттестации, нужно как минимум усомниться в целесообразности указанного назначения, а в худшем случае понизить такого кандидата до командира бригады. Если разбираться еще глубже (что и надо было сделать при подборе кандидатуры на такую должность), то выясняется и причина карьерного роста Жукова. В Самарской дивизии уже больше не могли терпеть его бездарность как командира и грубые выходки как человека. В результате, чтобы хоть как-то избавиться от неумного командира, Рокоссовский дал Жукову рекомендацию на повышение[128].

Последующее развитие событий убедительно продемонстрировало неспособность будущего «маршала победы» решать даже простейшие тактические задачи, а об оперативном мышлении в данном случае говорить даже не приходится. Так, именно Жуков, как представитель Ставки на Юго-западном фронте, лично осуществлял руководство контрударом советских войск в самом крупном в истории Второй мировой войны танковом сражении в районе Дубно — Луцк — Броды 23–29 июня 1941 года[129]. В этом сражении 1-й немецкой танковой группе, в которой было не более 700 танков устаревших типов, под командованием генерал-полковника Эвальда фон Клейста противостояло шесть советских механизированных корпусов[130], каждый из которых по потенциальным боевым возможностям превосходил всю 1-ю танковую группу немцев. Общая численностью советской бронетанковой группировки достигала четырех тысяч танков, в числе которых чуть менее одной тысячи Т-34 и КВ. В частности, 15-й механизированный корпус, о котором пойдет речь дальше, на 22 июня 1941 года имел следующий состав материальной части [71]:

Танки Бронемашины KB Т-34 T-28 БТ-7 Т-26 БА-10 БА-20 10-я танковая дивизия 63 37 44 147 27 53 19 37-я танковая дивизия 1 32 — 239 13 35 10 212-я моторизованная дивизия — — — 32 5 18 17 Итого 64 69 44 418 45 106 46

Таким образом, в составе корпуса имелось 640 танков и 152 бронемашины, то есть всего 792 единицы бронетехники, имея в виду, что бронеавтомобиль БА-10 был оснащен пушкой калибра 45 мм и по огневым возможностям значительно превосходил большинство немецких танков в 1-й танковой группе немцев.