— Есть, — кивнул я. — Ахейцы придут, царь, и придут скоро. Вам нечем им ответить. Троя погибнет, если вы не захотите измениться. А поскольку Дардан совсем рядом, то ваша недальновидность будет стоить нам моря крови.

— Не так уж плохо мы почитаем своих богов, чтобы отдать нашу землю этим жадным сволочам, — Приам пренебрежительно махнул рукой. — Наши жертвы обильны, и поэтому боги не оставят нас. Ты наслушался причитаний моей дочери Кассандры, и они не пошли тебе на пользу. Ты хочешь, чтобы мы менялись? Как?

— Сотня колесниц проиграет сотне конных воинов, — ответил я. — А ведь я еще не взял лук. Я мог просто убить возницу, а Гектору выстрелить в лицо. Я тебя уверяю, с десяти шагов я не промахнусь.

— А у тебя есть сотня таких бойцов? — с насмешкой посмотрел на меня Приам. Нет? И у меня нет. И где их взять, я не знаю. Я не смогу заставить знатных воинов поступать так, как хочет какой-то мальчишка, приехавший из Дардана. На колесницах воевали их отцы, деды и прадеды. Для них кощунственно делать как-то иначе. Более того, если не нужна будет колесница, слуга и второй конь, то знатным воином сможет стать вчерашний бедняк. А это для моих людей слишком унизительно. Должно случиться что-то невероятное, чтобы они отказались от своих привычек.

— Например, должна погибнуть Троя? — усмехнулся я.

— Ты юный глупец, — взгляд царя окаменел. — Ты не знаешь всего, но позволяешь себе говорить так, как будто тебе одному известна истина. Ты считаешь, что можешь по своему желанию изменить то, что складывалось веками? Да кто ты такой? Боги помутили твой разум? У тебя есть конь, на которого можно посадить Гектора, одетого в доспех? Нет? Странно! Я уж было подумал, что ты и коня припас. А в таком доспехе, как у него, вообще можно сесть на коня? Опять нет! Тогда чего стоят твои бредни? Мы будем воевать так, как воевали наши предки, мальчик. Не тебе менять установленное богами.

— Зачем ты позвал меня, царь? — спросил я его.

— Уезжай из моего города, — жестко ответил он. — Ты смущаешь людей своей дерзостью, а мне здесь этого не нужно. Возвращайся, когда утихнут зимние шторма, и день станет равен ночи. Тогда ты поплывешь в Аххияву вместе с Гектором и Парисом.

— Хорошо, я уеду, как только закончат мой корабль, — встал я. — Если ты не возражаешь. Все это время я проведу за городом, в патруле, и буду появляться здесь лишь изредка.

— Не возражаю, если обещаешь не мутить воду, — кивнул Приам, на лице которого снова появилась легкая благожелательная улыбка. — Ты неплохой парень, Эней, хоть и на редкость странный. Моя дочь хвалит тебя, говорит, что ты хорошо обращаешься с ней. За это я благодарен тебе. Ты даже разговариваешь с ней о том, что не относится к домашним делам. Не понимаю, правда, зачем тебе это нужно. Что умного может сказать баба?

— Она хорошая девочка, — ответил я. — Мне незачем ее обижать.

— Девочка? — прищурился Приам и повторил, смакуя это слово. — Девочка! Ну надо же! Необычный ты человек, Эней, не устаю я тебе удивляться. А ведь я всегда думал, что понимаю людей. Видимо, старею.

— У меня остался всего один вопрос, великий царь! — уже около самой двери я повернулся к Приаму, который продолжал сверлить меня долгим изучающим взглядом. — Когда ты говорил, что нечто остудит пыл ахейцев, что именно ты имел в виду?

— Ты всё узнаешь, когда придет время, — отмахнулся он, и я вышел, коротко поклонившись. Вот и поговорили. Они все тут на редкость болтливы, клещами нужную информацию не вытянуть.

* * *

Да пошли они в задницу вместе с установленным богами! Я лежал на кровати и злился на весь свет, заодно проклиная свое мальчишество. Царь прав, ну вот зачем я все это устроил? Что мне стоило повести разговор с Гектором в более уважительной форме? Ведь я стоял в одном шаге от того, что мне просто оторвали бы голову. Это все молодые гормоны и кураж ботана, который прятался много лет в глубине души. Я как щенок, который вырвался на свободу и кусает все подряд, пробуя крепость молодых зубов. Он делает так, пока не получит хорошего пинка. Надо делать выводы, в следующий раз мне такое не простят.

Я злился, а Креуса безмятежно сопела рядом, забросив на меня ногу и руку. Я начал привыкать к ней, а ее нерассуждающая преданность меня изумляла. Надо вернуться в Трою? Она молча собирает вещи. Едем в Дардан? Она опять не задала ни одного вопроса, просто кивнула. Все-таки тут совсем другие женщины. Для Креусы брак священен, а муж дан богами. Наверное, если бы моя жена, что осталась в ТОЙ жизни, думала так же, я бы не умер в одиночестве.

Лампа тлела еле-еле, а робкий язычок пламени плясал в плошке, до краев заполненной маслом. Легкие тени блуждали по стенам, едва разгоняя непроницаемую тьму. Мы еще не зажигали очаг, хотя, наверное, уже стоит. Холодает, не спасает даже плотное шерстяное покрывало. Зябко становится по утрам, и ледяные ладони приближающейся зимы хватают за голые ноги так, что пальцы сводит. Я ведь когда-то смеху ради научился у своей бабули на спицах вязать. Связал маленькую шапочку, а она мне на голову не налезла. Я обиделся и бросил. Да и сидеть в кружке старушек, обсуждающих внуков и слабых на передок молодых соседок — скука смертная. Носки шерстяные себе соорудить, что ли? Наверное, стоит заняться. Я, видимо, ни на что другое не способен.

Проклятье! Я же знаю, что произойдет, но изменить этого не в силах. У меня нет власти, чтобы повернуть общество, которое столетиями живет по определенным правилам. Да! Это именно здесь мир, основанный на правилах. И эти правила куда сильнее, чем законы и цари. Здесь новшества приживаются десятилетиями, потому что то, что делали предки, по определению хорошо. Они ведь делали так и остались живы. А вдруг, если сделать что-то новое, как советует какой-нибудь странный чудак, и это не получится? Тогда ведь и помереть можно. Именно так тут все и думали, глядя на меня с недюжинным подозрением.

Я аккуратно попробовал внедрить трехполье, но был послан