* * *

На крашеных суриком подмостках под звуки патефона отплясывали канкан две танцовщицы польских кровей. Вяло подкидывая спрятанные в розовый капрон отощавшие ноги, они держали за бока щуплого танцора по имени Еуген — шансонье еврейской наружности. Со стороны казалось, что дамы больше озабочены сохранностью жизни своего коллеги, нежели полировкой художественного образа номера. Танцовщицы все старательнее пытались отвлечь внимание зрителей на свои задницы, демонстрируя их не в такт музыкальному сопровождению, а чтобы прикрыть Еугена за кружевами своих взметающихся ввысь юбок. Виной тому были присутствующие в зале Лотар с Эрихом. Однажды артисту удалось убедить Гетлинга в своем румынском происхождении, сохранив, таким образом, не только работу, но и жизнь. Но, как говорится, — береженого Бог бережет. Обычно выступления проходили гладко, но лишь до тех пор, пока в зале не появлялся Лотар и не приступал к разглядыванию канкана, расположившись на стуле в метре от сцены. В подобных случаях у Еугена начинали заплетаться ноги, потела шея и бархатный тенор, которым он распевал немецкие песни, срывался в скрипучий фальцет. Волнение тут же передавалось танцовщицам и упитанному таперу, поддерживающему патефонную партию, отнюдь не виртуозным исполнением на расстроенном «Аугуст Ферстере» с засевшей в боку пулей из пистолета Гетлинга.

«Хорошее все же дерево, — попеременно разглядывая танцоров и засевшую в пианино пулю, думал в таких случаях Гетлинг. — Не пробила… Нужно будет попробовать из винтовки, что ли, пальнуть. Неужели, тоже не пробьет? Не забыть бы с бароном поспорить, чья, возьмет? А Еуген все-таки еврей, ишь, как волнуется — даже шея вспотела…».

Штольберг сидел с другой стороны стола, подперев голову кулаком, и думал примерно о такой же ерунде.

Гетлинг расстегнул кобуру, достал свой «Вальтер» и положил на стол, небрежным движением пальца сориентировав ствол по направлению сцены. Тапер, одновременно отвечающий за конферанс, немедленно прекратил игру, объявил антракт, а танцовщицы в мгновение ока утащили своего балетмейстера за кулисы.

— Зря, вы так, гауптштурмфюрер, — заметив нервозность Гетлинга, произнес Эрих, — артисты стараются, как могут. Стоит ли раздражаться из-за мелких огрехов в исполнении, ведь маловероятно, что на замену им прибудет нечто лучшее.

— Извините, нервы, — ответил Лотар и убрал пистолет в кобуру.

— Разрешите обратиться, господин Штольберг, — тихо произнес возникший рядом со столиком Бронивецкий, на этот раз у меня хорошие новости. Очень хорошие. Все там, в телеге.

— Бронивецкий, когда я слышу вашу немецкую речь, мне хочется схватиться за пистолет, — переиначил на свой лад знаменитую фразу Геббельса Штольберг, — изъясняйтесь на своем родном языке. За время своего пребывания в Несвиже я научился не только разговаривать, но и читать по-русски. Мало того, даже понимать прочитанное. Недавно прочел «Господина из Сан-Франциско» Бунина, замечательная проза, особенно на языке оригинала. Я понимаю ваши старания, но лучше я попрактикуюсь на вас, чем вы на мне. Что там у вас?

— Пойдемте на улицу, я вам все покажу, — сказал Бронивецкий, рукавом кителя вытирая мокрый лоб.

— Опять на улицу? Пойдем, — вставая со стула, присоединился к компании Гетлинг. — Надеюсь, эти русские привозят в своих телегах не только трупы своих товарищей.

— Вот, посмотрите, — затараторил Бронивецкий, — все как вы и говорили… Миноискателем… А он как заверещит в наушниках. Я стеночку расковырял, а там…

Подойдя к телеге, Бронивецкий отгреб в сторону ворох сена и развернул спрятанный под ним холщовый мешок.

Увиденное заставило Штольберга сглотнуть слюну и пожалеть о том, что Гетлинг увязался к нему в компанию. Эрих приподнял мешок и мысленно перемножил вес содержимого на рейхсмарки. Получилось шестизначное число. Господи, ну почему этот солдафон Гетлинг не остался в ресторане! Штольберг поставил мешок в телегу, опять раскрыл его, запустил внутрь руку и слегка перемешал содержимое. Блеск всплывших наверх и заигравших при свете молодой луны камней заставил гауптштурмфюрера мысленно увеличить шестизначную сумму вдвое и во столько же раз сильнее пожалеть о присутствии своего товарища.

— Пошел вон, — приказал Бронивецкому Штольберг.

— Жидовское золото? — поинтересовался вмиг отрезвевший Гетлинг, — никогда столько не видел. — Здесь его много?

— Достаточно для того, чтобы купить остров в Эгейском море, и до конца своих дней наслаждаться жизнью, — ответил Штольберг, ожидая реакции товарища. — А золото жидовским не бывает, этот металл не признает национальностей.

— Эрих, вы намекаете на то, что личные интересы выше интересов Германии? — прищурив глаз, произнес Гетлинг.

— Вы меня правильно понимаете, гауптштурмфюрер, — решив — будь, что будет, открыто заявил Штольберг. — Итак, что вы думаете, мой друг?

— Пятьдесят на пятьдесят, — недолго поразмыслив, согласился Гетлинг и похлопал Эриха по плечу. — А что будем с этим делать? — спросил Лотар, кивнув головой в сторону полицая, — ведь много знает. Может, его…

— Не надо. Ликвидировать его никогда не поздно, — прервал Гетлинга Эрих, — он и так у меня на крючке. Еще пригодится. Давайте лучше подумаем, как распорядиться нашими сокровищами, переправить их из этой глуши в надежное место. У меня уже есть на этот счет кое-какие соображения…

Офицеры завязали мешок, прикрыли его сверху сеном и, выставив у телеги для большей надежности охрану из немецких солдат, отправились обратно в ресторан решать свои шкурные вопросы.

— Итак, Лотар, давайте выпьем за наше богатство, — произнес Эрих, поднимая рюмку с коньяком. Вот что я думаю по поводу его транспортировки: завтра я созвонюсь со своим хорошим другом из Берлина, он большая фигура в Люфтваффе, и попрошу его организовать самолет для оправки золота в Германию. О содержимом он не будет знать ничего, просто попросим их встретить и передать курьером по адресам. Он человек обязательный, нелюбопытный, и поверьте, ему нет дела до чужих секретов.

— Хорошо, если так, — произнес Гетлинг, — во всяком случае, у меня нет идей, кроме как ждать отпуска и вести поклажу домой на собственном горбу. А когда этот отпуск, сам черт не знает. Одним словом, я предполагаю примерно так: мы встречаем борт в Барановичах, грузим наши посылки, пишем на них адреса и дело в шляпе?

— Не совсем так, — возразил Штольберг, — светиться в Бара-новичском аэропорту нам нет никакого резона. Да и номера нашей машины зафиксируют на всех постах, потом горя не оберешься, отвечая на вопросы, куда и зачем ездил. Нужен не только другой аэропорт, но желательно и машина с другими номерами. Тогда мы полностью обезопасим себя от всех неприятностей…

На следующий день утром Штольберг закрылся изнутри в своем рабочем кабинете и снял телефонную трубку:

— Соедините меня с Берлином, — он продиктовал телефонный номер. — Ало, дядюшка Пауль? Да, Эрих…. Нет, скучать не приходится… Когда в отпуск? Неизвестно. Дядюшка Пауль, перезвоните мне, пожалуйста, по «закрытой» линии… Несвиж. Да, Несвиж, — Эрих медленно по буквам повторил название города и свой телефонный номер. — Жду.