Наконец О'Рурк нарушил молчание.

– По-моему, мы так пессимистично настроены из-за усталости, – сказал он. – Вполне вероятно, что через несколько дней наплыв беженцев прекратится. В любом случае мы не можем нести ответственность за все, что здесь происходит. Мы – всего лишь маленькая группка людей. Мы и так делаем все, что в наших силах. Правда? – он взглянул на меня. Он пытался помочь.

– Да, – ответила я.

– Вот именно, народ. Тема закрыта. Забудем об этом на какое-то время. Перерыв, – сказал Генри.

Но в воздухе все еще чувствовалось напряжение. Я попыталась включиться в общую беседу, но мне совсем не хотелось разговаривать. Да и остальным, наверное, тоже.

– Жаль, что нельзя позвать кого-нибудь из взрослых. – Слова выскочили сами по себе, против моего желания, но, похоже, я попала в точку.

– Мне тоже, честно говоря, – согласилась Шарон.

– И мне, – сказал Генри.

– Я взрослый, но тоже хочу к маме, – сказал ОРурк.

Нам сразу стало лучше. Только Бетти промолчала. Поев, она сразу же ушла, что было на нее не похоже. Меня это встревожило. Я отбросила беспокойные мысли, но потом решила пойти к ней.

Бетти удивилась, увидев меня на пороге. Я редко заходила в ее хижину. Она рассеянно провела рукой по волосам, задев очки.

– О, привет. Я тут... хм... решила немного прибраться.

Я заглянула ей через плечо. На пластиковом столе стояла баночка с полиролью и лежала губка. Бетти полирует пластик? Да, у каждого свой способ успокоить нервы. Она все еще стояла на пороге, загораживая проход.

– Можно войти? Я хотела поговорить. – Я вспомнила, как часто она врывалась в мою хижину без приглашения.

– Конечно заходи. Хочешь воды?

Она повернулась ко мне спиной, чтобы налить воды, и тут я заметила, что у нее дрожат плечи. Она плакала. Я было поднялась с кровати.

– Бетти...

– О нет, пожалуйста, только не надо меня жалеть. Она отвернулась и вытерла глаза рукавом.

– Я просто старая дура. Никчемная старая идиотка.

Вообще-то в определенной степени я с ней согласна. Но у нее был такой несчастный, такой понурый вид, и она так убивалась! Я села рядом с ней.

– Я старая, старая. Старая развалина. Посмотри на меня. Все думают, что я глупая старуха. Я вам больше не нужна. У вас есть О'Рурк. Он намного лучше меня. Вы были бы рады от меня отделаться. Тогда останутся одни молодые. Я никчемная, никчемная.

– Ты не никчемная. Как ты можешь говорить такое? Ты – замечательный врач.

– Какая разница! Ну какая разница? Мы все равно ничего не можем поделать.

Она опять разрыдалась.

– Можем. Мы уже многое сделали. Мы справимся.

От этих слов она расплакалась еще сильнее. Слезы перешли в истерику.

– Бетти, посмотри на меня.

Она с надеждой взглянула на меня. Ее глаза за стеклами очков превратились в узенькие красные щелочки, как у поросенка.

– Я пришла, чтобы попросить тебя остаться. Ты нужна нам.

О господи! Что же я такое несу! Но тогда мне показалось, что это прекрасный способ приободрить ее.

Она действительно слегка приободрилась, но потом снова начала рыдать.

– Ты говоришь так, чтобы успокоить меня. В Англии меня никто не ждет.

– А твой муж...

– Чудовище... Изменил мне с молоденькой девчонкой. Никому я не нужна. Вот подожди, когда будешь в моем возрасте. Никому, никому не нужна. Хоть на свалку выбрасывай.

– Не говори так. Это несправедливо. Это глупые предрассудки. На самом деле всё не так.

Она продолжала всхлипывать.

– Ты – прекрасный врач, очень ценный специалист, ты знаешь все, что только можно знать о медицине в Африке. В лагере все тебя любят. Что мы будем делать, если ты уедешь? Я поеду в Эль-Даман и скажу Малькольму, что ты остаешься. Нам предстоят трудные времена.

– Но у вас теперь есть О'Рурк.

– О'Рурк не сможет заменить тебя. У него нет твоих... твоих... качеств. Ты останешься?

Похоже, она успокоилась.

– Ну, – хлюп, хлюп, – ну, если ты хочешь... если Малькольм разрешит. – Она глотнула воздух и взяла себя в руки. – Знаешь, я понимаю, что я ужасно надоедливая старуха, но я так люблю вас всех.

Когда я уходила, она уже окончательно успокоилась, залезла в кровать и почти дремала. Я вдруг поняла, что мы нужны Африке, но иногда она нужна нам гораздо больше.

За ночь пришли еще тридцать беженцев. К утру радио так и не заработало. Я решила, что ничего не остается, как ехать в столицу и разбираться с Малькольмом и ООН. Они наверняка получили наши сообщения, но не приняли их всерьез. Нужно заставить их поверить, что ситуация критическая. Я выехала на бетонированное шоссе, ведущее в Эль-Даман, в пять часов. В Намбуле это час пик: пустыня оживает, и янтарный свет накаляет песок. Автобусы, грузовики и ржавеющие машины заполоняют дороги вперемешку со стадами коз и верблюдов, направляющихся на водопой, и с вьючными животными, которых почти не видно под вязанками соломы – только смешные тонкие ножки тащатся по земле. Впереди, как гигантская кровавая таблетка, падало и растворялось солнце, окрашивая песчаные волны в огненно-красный цвет.

Я напряженно следила за дорогой. Грузовики в Намбуле напоминали караван бродячего цирка – украшенные разноцветными лампочками, изображениями экзотических животных, жестянками и елочными игрушками. Разболтанные колеса отчаянно виляли, перегруженные кузова заносило под немыслимым углом. Каждые несколько миль попадались яркие свидетельства из серии “Это могло случиться и с вами”: перевернувшийся вверх колесами грузовик; разбитый грузовик и три машины, сплющенные в лепешку; тягач, потерявший управление посреди дороги, а под ним – крошечный автомобиль.

Я не попала в аварию, но пару раз меня остановила дорожная служба, и пришлось дать взятку, чтобы отпустили. В окрестности Эль-Дамана я въехала к одиннадцати вечера. Даже в это время на улицах было полно машин. Я проехала мимо лачуг, освещенных факелами, мимо мерцающей тысячами огоньков громады “Хилтона”, построенной в стороне от гама и вони и похожей на средневековый замок. Я свернула на оживленное шоссе на аэропорт, объехав центр города, и оказалась в районе, где жили иностранцы. На тихих, широких улицах возвышались дома правительственных служащих и офисы благотворительных организаций, окруженные бетонными решетками. Подъехав к воротам дома Малькольма Колторна – здание служило одновременно офисом и резиденцией организации “Содействие”, – я увидела, что все спят. Охранник был на посту, но он тоже спал – стоя.

Я кричала и колотила в ворота до тех пор, пока он не проснулся и не впустил меня. На цыпочках я прошла в комнату для гостей и с наслаждением уселась на настоящий диван. Я давно не была в настоящей комнате с настоящими стенами.