Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Топор как вещественное доказательство был опознан братом убитой и приобщен к делу. В обычное время он хранился либо на кухне, либо в „темнушке“ для хозяйственных нужд. Маленький декоративный кухонный топорик для разделки мяса.
В кухне кровью были залиты полы и стены. Кровь принадлежала и была идентична той, что вытекла из раны милиционера в „штатском“, который первый вбежал в квартиру, и в него топором угодил подозреваемый Горностаев Д.И. То, что Горностаев Д.И. — убийца, в первые секунды сомнений не было никаких. Ему случайно сломали челюсть при задержании и, так как он сопротивлялся, нанесли упреждающие удары, чтобы не убежал. Говорить и двигаться ввиду этого в настоящее время он не мог.
В дальнейшем, когда О.Л. Солодкина сопоставила все известные следствию факты по данному делу, всплыли несколько незначительных на первый взгляд, но существенных подробностей, которые можно было толковать двояко.
Во-первых, не сходились никак — топор в руках Горностаева, его неадекватные действия, когда он кинул топор в милиционера, почему он так долго не уходил с места преступления, находясь в объятой дымом квартире, а также звонок в милицию сделанный… Горностаевым Д.И.! За полчаса до описываемых событий из квартиры убитых — он сообщал об убийстве!!!
„Да, я звонил, потому что — не убивал, а топор кинул, потому что думал — это вбежал тот, кто их убил!..“ — написал на листе бумаги допрашиваемый Горностаев Д.И. с перевязанной челюстью и настойчиво посмотрел в глаза задержавших его оперативников.
Во-вторых, в течение часа, предшествующего обнаружению убитых, было сделано еще три звонка в дежурную часть ОВД:
1. От соседок сверху, заметивших дым и слышавших крики.
2. Какая-то женщина звонила из автомата на улице.
3. Шепелявый мужчина (дикция, как Брежнева), тоже из автомата на углу улиц Сухаревской и Архангельской.
„Конечно, какой ты убийца, — думала, глядя на желтое в кровоподтеках лицо, подозреваемого Горностаева, ст. следователь прокуратуры Ольга Солодкина. — Челюсть сломана, через десны продернута закрученная проволока. Ни говорить, ни пить, ни есть не можешь, кормят тебя через трубочку… менеджер, бывший дантист… И жена с грудным младенцем только на улице не живет. Натворил дел!“
Неизвестно что и не понять — почему, но КТО-ТО дает толчок тому или иному делу или человеку, в руках которого это дело находится, и Ольга Леонардовна вдруг дала себе слово докопаться, понять и разобраться в этом мерзком на любой взгляд преступлении — убийстве матери и ее сына. Ведь посадить невиновного человека на долгие годы в тюрьму — почти то же самое, что убить его без суда.
И, повертев в руках следственный документ-постановление о взятии Горностаева Д.И. под стражу, написала:
„К настоящему времени собранные доказательства, дающие основание для предъявления обвинения, проверяются и оцениваются в совокупности“.
— Найду! — вслух сказала Ольга Леонардовна и стала искать.
НАТАША
И тут я заболела.
У меня что-то случилось с организмом. Я упала прямо на лестнице. И лежала там неизвестно сколько…
Я обнаружила себя в палате с белым, окрашенным до середины окном и подумала, что лежу в туалете. Раньше такими белилами пользовались, чтобы с улицы желающие ознакомиться и убедиться, как вы там и легко ли вам при этом — не могли этого себе позволить.
Но я лежала не на полу, имея под головой унитаз — это была койка. Железная. Пружинистая и старая. Она заскрипела всеми мощами, когда я повернулась и взглянула на…
И тут я снова впала в ничто. И сквозь него у меня сильно болело внутри, и меня, кажется, резали.
— Что ж ты, доча, с таким маститом ходишь и падаешь, подбирай тебя, — потрясла меня за плечо и еще потрясла и еще, здоровенная старая медсестра лет сорока. — Давай укольчик засадим, поворачивайся! Ну?! — загудела она. Я повернулась и ойкнула.
— Твою Глафиру в недоношенные положили, — обрадовала меня м/сестра. — В доношенных мест нет. Такая девка заводная, как поест — сразу спать.
— Почему заводная-то? — всхлипнула я.
— Так как проснется — сразу есть просит.
Вот так.
СНОВА ЛАБРАДОР
— У вас красивый ремешок, — сказала рыжая колли и лизнула Нельсона в губы.
— Вы тоже — супер, — задышал Нельсон.
И случилась любовь.
А некоторые удивлялись, чего это лабрадор такой веселый за пельменями с сумкой бегает и не рычит на Слепого Поводыря, когда тот по привычке наступает ему на лапы и висящий хвост сзади.
— Это сильнее, чем секс! Когда любимый мужчина признается, что он любит тебя! — говорила рыжая колли всем. А все думали — она просто лает.
— Я боюсь за тебя! Я переживаю за тебя! Я хочу быть с тобой! — говорила колли Нельсону. Лабрадор впервые слышал такие слова и забросил писанину романа, просто закинул на него, не подходил к ноутбуку, а подходил к колли…
Если бы не хозяева, лабрадор уже давно оформил свои отношения с Сабиной, женился по всем собачьим правилам, если бы не хозяева суки, жизнь могла подарить так много радостей. Но почти все мы имеем хозяев, которых замечаем, порой лишь перестав дышать от вдруг затянутого ремешка на своей шее.
И наступил день, когда лабрадор остался один.
……………………………………………………………………..
СОСЕДИ
Пес ходил и слушал, ходил и слушал, ходил и слушал по лестнице, то нажимая ухом на чужую дверь, то становясь передними лапами на многие коврики.
— Если будешь встречаться с Венькой, я тебя убью! — сидя напротив Кокуркиной, грозно шипел Мальков.
— С каким Венькой? — стала уточнять старушка. — Венек — море!
— С шестого этажа! — начал раздеваться Мальков.
— А пошто он мне? — беспамятностью Кокуркина отличалась еще с московской Олимпиады.
— Я видел! — становясь на коленки, тряхнул рыжей головой Мальков.
— Что углядел, касатик? — старушка лежала по привычке тихохонько.
— Как он тебя раздевал глазами! — перевел дыхание Мальков.
— Когда? — дернулась старушка.
— А когда ты мусор до помойки несла и задницей крутила!..
Пес начал фыркать еще в подъезде, вспоминая, в каком виде Дарь Иванна обычно выносит мусор.
И, выбежав со всех ног на улицу, начал кататься в песке и лаять, лаять!
— Чего это он? — удивился участковый, проходя мимо. И сам себе ответил: — Весна! То есть лето, — поправился он.
И правда было лето.
Со дня убийства Нины Ивановны прошло уже 10 дней.
Наташа лежала в больнице. Гнойное воспаление левой молочной железы… Она болела и не выздоравливала, и в бреду смешались: муж Дима со сломанной челюстью и с топором в руках; Глашка, кричащая и голодная в руках мертвого Октябрика; черный обгоревший губернатор Соболь на падающем вертолете и взрыв!.. Седая Таня Дубинина с лицом, как медная монета, и опавшими плечами…