Тот молчал, явно что-то прикидывая и высчитывая. Мануильский нервно пробарабанил пальцами по столу, затем вытащил из кармана трубку и принялся её тщательно набивать.

– Наши возможности невелики, – начал Ахмед Рафик, – но кое-что мы все-таки сможем. У нас есть несколько активных молодых товарищей, которые с готовностью придут на помощь товарищу Чёрному. Постараемся обеспечить контакт с движением неприкасаемых и лично с их лидером Бабасахибом[87]… – тут он запнулся и слегка покраснел, огорченно наклонив голову. – Вот, правда, с финансами у нас.

– Об этом не беспокойтесь, товарищи, – Дмитро Захарович чиркнул спичкой, раскурил трубку и совершенно сталинским движением расправил усы. – Коминтерн принял решение о выделении индийскому отделу ста тысяч рублей золотом. А как насчет каналов для поставки оружия и литературы?

– Есть, – вместо Рафика ответил Абанинатх Мукерджи[88], – у нас действуют коридоры через Памир.

– Ну вот и замечательно, – Мануильский сделал пометку в блокноте, затем произнес: – Значит, переброску «льюисов» и ручных гранат необходимо начинать немедленно. Кроме того, возник вот какой вопрос: товарищ Чёрный интересуется местным крупнокалиберным целевым оружием. Для работы. Ваши товарищи на месте обеспечат?

– Да, разумеется. Мы уже рассмотрели этот вопрос и решили, что идеальным будет штуцер на крупного зверя, – часто-часто закивал Рафик, а Мукерджи удивленно спросил: – Он собирается на охоту?

Манульский пыхнул трубкой и улыбнулся в усы, Ахмед Рафик хмыкнул. Неожиданно подал голос сидевший в уголке человек в военной форме:

– На охоту. За предателями индийского народа. Мохандасом Ганди и Бхимрао Амбедкаром.

– Что?! Как?! Но это… – сорванным голосом, удивительно похожим на карканье, закричал Абанинатх Мукерджи. – Это – лучшие люди Индии! Их гибель!.. Они необходимы!.. – Не находя нужных слов, он вскочил и замахал руками, от чего сходство с вороной усилилось. – Я – против! Все мы – против!..

– Кто это «мы»? – резко поинтересовался Рафик. – Мы – Коммунистическая партия Индии – поддерживаем решение Коминтерна и подписываем приговор предателям народа! А что касается вас, господин Мукерджи, мне бы очень хотелось узнать: о чем ваша супруга Роза Фитингоф[89]переписывается с врагом всего трудового народа в мире Троцким? Не выдает ли она ему секреты Коминтерна? – И, предваряя возражения растерянного Абанинатха, повернулся к человеку в военной форме. – Вы просили нашего согласия на арест, товарищ Галет[90]? Вы его получили…

Индия бурлила. Восстание в Пенджабе и Белуджистане взбудоражило всю «жемчужину Британской короны» от Гималаев до Цейлона. В городах и деревнях вспыхивали митинги. Забастовали рикши и речные лоцманы, загорелись ткацкие фабрики в Калькутте и Бомбее, неспокойно было в полках старой Бенгальской армии. В Джханси[91]вспомнили о великой рани Лакшмибай и взялись за оружие, равно как и в соседнем Орчхи[92]…

—.Немедленно отойдите от меня! – закричала женщина в европейской одежде, которую со всех сторон обступили худые, оборванные люди. – Я ничего вам не дам!..

Темнокожая толпа заволновалась, обступая англичанку плотнее, и та закричала громче. Теперь в её крике слышалось не только раздражение, но и настоящий страх…

На отчаянный призыв поспешили двое офицеров. Сегодня первые лейтенанты Пратчер и Гормли были свободны от службы, а потому решили прогуляться по городу. А как это можно ходить по восточному городу, чтобы не выйти к рынку?

– Что это? – поинтересовался Пратчер, подходя к толпе. – Что у вас тут? Хут джао![93]

Он слегка хлопнул ближайшего к нему мужчину форменным стеком, приказывая дать дорогу. Обычно этого хватало: местные предпочитали не связываться с офицерами, которые в любой момент могут пустить в ход тяжелые кулаки, а то и крепкие палки. И потому лейтенант, не ожидая сопротивления, шагнул вперед.

Метельщик улиц, вместо того чтобы шарахнуться в сторону, резко обернулся, и живот англичанина обожгло резкой болью. Он с удивлением посмотрел вниз – в его животе торчала истертая рукоять старенького ножа.

Лейтенант завопил, не столько от боли, сколько от негодования. Он выдрал из кобуры револьвер и, зажав одной рукой рану, дважды выстрелил в метельщика. Тяжелая девятимиллиметровая пуля размозжила тому череп. Метельщик рухнул, а потому вторая пуля ударила в затылок стоявшую в толпе пожилую вдову-индианку. Та беззвучно осела, но толпа рванулась к раненому лейтенанту. Над ним взметнулись кулаки.

– Прочь, негодяи! – закричал в благородном негодовании Громли, размахивая стеком.

Он ещё не понимал, что происходит что-то страшное и совершенно невероятное. Лишь когда револьвер Пратчера выстрелил снова, Громли опомнился и вытащил из кобуры свое оружие. Он успел выстрелить шесть раз и даже перезарядить оружие. Ни одна пуля не пропала даром: стреляя в толпу, промахнуться невозможно. Но точно так же невозможно остановить толпу одним револьвером. Громли закричал, но его крик почти сразу же оборвался.

Толпа выплеснулась с рынка и потекла по улицам города. Люди шли в молчании, сжимая в руках кто нож, кто старый топор, а кто и просто длинный, обрубленный наискось бамбуковый шест. Шелестели в уличной пыли тысячи ног, а над страшной процессией вдруг взметнулись длинные палки, на которые были насажены три головы. Вокруг одной развевались длинные светлые волосы, две другие были в форменных шлемах.