— Здесь Григорий Маркович! — нетерпеливо бросил он в трубку.

— Случилось что? — нахмурился Валентин Серафимович.

— Нужно все ускорить: Первый торопит. Крайний срок вылета «племяша» — через два дня!

— Но вы же знаете, что это будет стоить немалых денег, — попытался возразить тот.

— Вас что, когда-нибудь ограничивали в средствах? — сердито спросил Григорий Маркович.

— Нет, но…

— В таком случае через два дня! Ясно?

— Ясно, Григорий Маркович! Через два дня он вылетит в Азию.

— Встречать и доставлять его должны по обычной схеме! Все парню подробно объясните! Пока! — В трубке послышались короткие гудки. Валентин Серафимович несколько секунд смотрел трубку, потом нажал на рычаг и сражу же стал набирать номер.

Вспоминая каждую встречу, каждую минуту, проведенную с Лапой, Савелий часто ловил себя на странном ощущении то его охватывало страстное волнение, и он каждой клеточкой своего организма словно прикасался к ней, вновь и вновь переживая сладостные моменты, то вдруг она вызывала в нем непонятную тревогу. Отчего, почему?

В такие моменты он упрямо пытался найти ответ, но не находил его.

Происходила своеобразная борьба разума и сердцам разум улавливал фальшь, неискренность, а сердце убеждало в обратном. То же самое произошло и сейчас, и он решил отвлечься от этой темы и вернулся к мыслям о капитане Воронове. И снова память окунула в прошлое.

Выбрав день, после того как устроился на даче Ланы, Савелий поехал туда, где он провел столько радостных и счастливых (грустное и неприятное он стер из своей памяти, по крайней мере, ему так хотелось думать) детских лет.

В омском детдоме он провел года два, после чего его и нескольких еще ребятишек отправили в другие детские дома по банальной причине: нехватка жилплощади по санитарным нормам.

Память не подвела, и Савелий почти сразу отыскал дом, в котором Андрей проживал со своей тетушкой и в котором он бывал неоднократно, когда ее не было дома. Эти моменты Савелий вспоминал с особой нежностью: он досыта наедался дарами небольшого садика, а иногда и настоящими пирожками с настоящим вареньем, приготовленными тетушкой Андрея для какого-нибудь праздника.

Когда тетушка уезжала в город по делам, Андрюша сразу же сообщал об этом маленькому Савушке, и тот тайком сбегал из детдома. Воспитательница была строгой и никогда не разрешала ему ходить в гости к Андрюше. За самовольные отлучки он всегда наказывался: его на несколько часов запирали в темный сырой подвал, но Савушка, несмотря ни на какие наказания, в эти дни был по-настоящему счастлив.

Они играли «в войну», «в Чапаева», «в шпионов и разведчиков». Андрей учил его лазить по деревьям, плавать в небольшом водоеме, который находился в трех минутах ходьбы от дома и многому, многому другому, что ему потом пригодилось в жизни.

Савелий с нежной грустью ходил по местам своего детства и с огромной радостью находил их такими, какими помнил все время.

Вот развесистая ива, с которой Андрей ловко и бесстрашно сигал в воду. Савелий никак не мог преодолеть страх высоты, и никакие уговоры не могли заставить его взобраться выше, чем на метр. Но однажды, когда Андрей оставил его ненадолго на берегу, чтобы сбегать домой и принести чего-нибудь поесть, маленький Савушка осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии зрителей, затем взглянул на злополучное дерево, казавшееся огромным, плюнул себе на ладони, как это обычно делал Андрей, и упрямо полез вверх.

Ствол был толстым, казался скользким и непослушным, и он раза три-четыре скатывался вниз, не преодолев и двух метров. Каждый раз он больно стукался о землю, но это его не останавливало, а, напротив залезть наверх во что бы то ни стало. Должен! И не только забраться наверх, но и прыгнуть оттуда в воду.

Первую часть задуманного маленький Савушка выполнил, но вторую… Когда он оказался среди ветвей и глянул вниз, ему показалось, что вода находится где-то страшно далеко и он обязательно разобьется. У него закружилась от страха голова, и он обхватил ручонками ствол ивы. Тихо постанывая, стал готовиться к своей смерти.

Андрюша, вскоре вернувшийся с добрым ломтем краюхи, не обнаружил своего приятеля на берегу и в страхе начал бегать у воды, выкрикивая его имя. Андрей знал о страхе Савелия перед высотой, ему и в голову не могла прийти мысль взглянуть наверх, пока не услышал какие-то странные звуки.

— Андрю-ю-ю-ша-а-а! — тихо и жалобно скулил Савушка.

— Савка!? Ты?! Слава тебе, Господи! — обрадовался он. — Я уж подумал, что ты утонул. Это надо же: залез все-таки! Упрямый шельмец! — это слово часто говаривала ему тетка. — Неужели еще и прыгать будешь?

— Бу-у-у-у-д-у-у… — хныкал он. — Если руки оторвутся-а-а…

— Зацепился, что ли? — нахмурился Андрей. — Сейчас, погоди чуток, я помогу тебе! — Он начал быстро взбираться на дерево.

Савелий сейчас очень явственно вспомнил то чувство, что охватило его, когда он увидел взбирающегося к нему Андрюшу: стыд, злость на себя. Неужели он такой трус, что не сможет прыгнуть вниз?

Там же вода, а плавать он уже умеет. Да и прыгать он будет ногами вниз, а не как Андрей, вниз головой. Единственное, что нужно сделать, — это отпустить руки от дерева. Если он этого не сделает, то все будут думать, что он действительно законченный трус! Нет, этого нельзя допустить! Будь, что будет!

Савелий отпустил руки и полетел вниз. Ему казалось, что он летит очень долго, целую вечность! Какое же это упоение! Свободный полет. Душа запряталась куда-то глубоко-глубоко, к горлу подкатило что-то необъяснимо щекочущее. Ура! Он летит! Смотрите, он летит, как птица! Лети… в этот момент сначала ноги, а потом и его задница больно стукнулись о воду, и он мгновенно погрузился с головой, но тут же, заработав руками и ногами, выплыл и громко прокричал, выплевывая воду:

— Андрюша, ты видел? Видел? Я прыгнул! Прыгнул в воду, как ты! Ты видел, я не трус!?

— Видел, Савка, видел! Ты молодец! Самый настоящий молодец! — махал ему Андрюша с дерева, радуясь от души за друга.

— Я еще, еще хочу…

Савелий стоял перед заколоченной крест-накрест калиткой, и тяжелое предчувствие охватило его, защемило сердце. Он оглянулся вокруг, словно в поисках помощи и заметил согбенную под тяжестью лет сухонькую старушку. Одной рукой она опиралась на суковатую палку, а другой несла полную авоську с продуктами из сельмага.

— Здравствуйте, бабушка! Давайте помогу вам! — Савелий взял у нее сетку и пошел рядом.

— Вот спасибо, милой. Совсем упарилась: на автобус-то припозднилась и тащусь на ногах-то, — она не жаловалась, а просто ворчала вслух по привычке, потом пристально взглянула на Савелия. — Чтой-то не признаю тебя, милой?!

— А вы давно здесь живете?

— Давно не давно, а, почитай цельну жисть. И чей ты будешь? Не сродственник ли Вороновых? У ихнего дома, вижу, стоял.