ГРАФ. Или поцеловать эти сладчайшие губы…

ПФИТЦ. Да успокойтесь вы, герр граф. Лучше послушаем, что еще она скажет.

ЖЕНЩИНА. Мне кажется, что в конце концов все эти сочинения ударили ему в голову. Последнее время он начал вести себя до крайности странно. Правду говоря, я все сильнее подозреваю, что он вознамерился меня убить.

ГРАФ. А что навело вас на такую странную мысль?

ЖЕНЩИНА. Мне приходится перебеливать его сочинения, сам-то он пишет как курица лапой. Так что я по необходимости все их читаю. И мне очень не нравится, какой поворот приобретает его новая книга; там все насчет кого-то, кто убивает свою жену, — это ж какая наглость! По счастью, у меня тут есть при себе часть этой рукописи, можете сами убедиться.

Пфитц и граф изучают представленный ею текст.

ПФИТЦ. А пожалуй, что вы и правы, мадам. Ваш муж действительно тронулся рассудком и решил вас убить.

ГРАФ. Ладно, Пфитц, с этим все ясно. Если этой даме угрожает опасность, мы должны сделать все возможное, чтобы ее защитить.

ПФИТЦ. Рискованное дело, герр граф. Никогда не встревайте между мужем и женой. Я усвоил это еще много лет назад милостью Шарлотты. Если она останется здесь и муж ее найдет, он убьет нас, всех троих, и мое предчувствие несчастья сбудется великолепнейшим образом.

ГРАФ. К твоему полному удовлетворению.

ПФИТЦ. Так что я, пожалуй, доскажу вам, пока не поздно, эту историю, как меня угораздило родиться. Все это случилось из-за Хлебного налога…

ГРАФ. Да не хотим мы сейчас об этом слушать!

ЖЕНЩИНА. А вот я как раз очень бы даже хотела. Продолжайте, пожалуйста.

ПФИТЦ. Благодарю вас, мадам. Как вы уже знаете, мой отец был стекольщиком. Он мог бы взяться и за любое другое ремесло, но вскоре после героических подвигов, свершенных им под Брюнневальдом, какой-то случайный знакомый предложил обучить его на стекольщика, отец согласился, и это стало очередным шагом к моему рождению. Обучение продолжалось три года, и вот как раз под конец этого срока, когда ему подходило время перейти из подмастерьев в мастера, и ввели этот самый Хлебный налог. Закон о налоге был встречен крайне неодобрительно, а кто и когда любил отдавать свои деньги государству? Повсюду образовывались клубы, проводились сходки недовольных. Как-то вечером один из друзей пригласил моего отца (будущего) на такую вот сходку, а ему было неудобно отказаться. Дружок привел отца в какую-то рыбную лавку, они спустились по узкой лестнице в холодный, пропахший рыбой подвал и увидели, что сходка уже началась. Отец сел в заднем ряду и оказался бок о бок с очень привлекательной девушкой.

Оратором был молодой, длинноволосый мятежник; он размахивал руками и пламенно рассуждал обо всем на свете, кроме Хлебного налога. Вскоре аудитория зажглась его энтузиазмом, все кричали и хлопали — даже мой отец, который, вместо того чтобы слушать оратора, разглядывал свою соседку; он попросту подражал ее реакции из соображений весьма понятных.

А затем сходка была прервана. Сверху донеслись крики и грохот — армия решила выяснить, что тут, собственно, происходит. Офицер говорил что-то такое насчет незаконных сборищ и защиты населения, хотя в действительности все было чинно-благородно, пока в подвал не полезли солдаты, целый взвод солдат, и не приказали всем разойтись. Пламенный мятежник сказал, что они имеют полное законное право продолжать, когда же солдаты попытались его скрутить, он стал от них отбиваться. Участники сходки бросились ему на помощь; через несколько секунд началось настоящее побоище, в котором принял участие и отцов друг.

А вот мой отец не любил насилия, ему с лихвой хватило той битвы при Брюнневальде. Он не стал ввязываться в драку, а схватил свою хорошенькую соседку за руку и сказал ей, что нужно отсюда уходить. Они начали пробираться на выход за компанию с другими маловоинственными участниками сходки и были уже на лестнице, когда в подвале грохнул выстрел.

Один из солдат пальнул из своего ружья и ранил темпераментного оратора. Люди в ужасе рванули из подвала наверх прямо по телам тех невезучих, кого угораздило не вовремя споткнуться. Человеческая волна буквально выбросила отца и девушку на улицу. Улица была полна народа, никто толком не знал, что тут и как, но в воздухе уже мелькали булыжники, изредка трещали выстрелы. Чуть подальше начинали строить баррикаду.

— Сюда, — сказала девушка, затаскивая моего отца в распахнутую дверь какой-то лавки. В лавке было пусто и темно, с улицы доносились крики и пальба. Отец решил, что надо бы спрятаться получше; после недолгих поисков он обнаружил под прилавком удобную для лежания кучу мешков, на которой они с девушкой и расположились.

ГРАФ. Весьма разумный поступок.

ПФИТЦ. Я ничуть не сомневаюсь, что они провели время приятнейшим образом. Потом мой отец заснул, а когда проснулся, девушки уже не было. Он бросился ее искать, но так и не нашел.

ГРАФ. Так это что, была твоя мать?

ПФИТЦ. Конечно же нет. Эту девушку он видел первый и последний раз. Я сказал, что обязан своим рождением Хлебному налогу, но ровно так же можно сказать, что всему причиной сонливость моего отца, ибо, проснись отец пораньше, он мог бы уговорить эту девушку остаться, а потом женился бы на ней, а не на моей матери, и вашему сиятельству пришлось бы искать себе другого слугу, потому что я так и не появился бы на свет.

ГРАФ. Так что ты должен испытывать самые теплые чувства к этим удобным мешкам и к отцовской сонливости.

ПФИТЦ. Разумеется, хотя мой отец имел на этот счет несколько иное мнение.

ГРАФ. Но каким же все-таки образом смог мятеж против Хлебного налога привести к твоему рождению, а заодно и к уничтожению на корню всех других детей, которых мог бы иметь твой отец?

ПФИТЦ. Это был большой мятеж, сопровождавшийся большим битьем стекла.

ГРАФ. А значит, для твоего отца открылись великолепные деловые перспективы.

ПФИТЦ. На следующий день его послали где-то там починить окна. Мой отец спрыгнул со своей телеги прямо в лужу и забрызгал проходившую мимо женщину. Не будь он стекольщиком и не случись накануне этого мятежа, он бы там, скорее всего, не оказался. А не окажись в том месте, куда он спрыгнул, лужи, эта женщина не стала бы на него ругаться, а не стань она на него ругаться, она прошла бы себе мимо, и они так бы никогда и не познакомились, и не полюбили друг друга, и не поженились, и я бы так никогда и не родился.

ГРАФ. А не кажется ли тебе, что это судьба нарочно так подстроила, чтобы твой отец выжил после битвы, стал стекольщиком, пережил этот ужасный мятеж, спрыгнул в лужу и вследствие всего это повстречался с твоей будущей матерью?

ПФИТЦ. Именно такой точки зрения придерживалась моя мать. Она не раз говорила: «Ну не чудо ли это, что судьба помогла мне встретить мужчину точь-в-точь такого, какого я искала?» На что мой отец возражал по двум пунктам: во-первых, трудно себе представить, чтобы муж был навязан моей матери однозначно, а она вообще не имела в этом вопросе никакого права голоса, а во-вторых, если бы она его тогда не встретила, то была бы теперь замужем за каким-то другим мужчиной и говорила бы этому мужчине, что какое это чудо, что судьба свела ее с лучшим изо всех мужей. Ну а сам он, мой отец, он всегда предавался мечтаниям обо всех других жизнях, которые он мог бы прожить со всеми потерянными им девушками.