заточения, – хохотнул я, умиляясь этой картине. Вот ведь жизненный парадокс: одной женщине нужен высокий социальный статус, шик и несметные счета в швейцарском банке, а другой просто выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливой. Я смотрю на Мадину и мысленно благодарю высшие силы за то, что позволили ей упасть к моим ногам в ту злополучную ночь. Потому что только с ней я начал воскресать после стольких лет бессмысленной и механической жизни. Только с этой удивительной девушкой я почувствовал желание просыпаться по утрам и, благодаря ее заботе, нужным человеком. А для мужчины это одно из составляющих счастья: знать, что в тебе нуждаются, знать, что ты необходим и тебе надо быть сильным, чтобы защитить свое самое дорогое.

По пути к гипермаркету Мадина постоянно оглядывается и жмется ко мне, как котенок, который потерялся. Я же лишь сильнее сжимаю ее ладошку, как будто стараясь передать часть своей уверенности.

– Малышка, территория очень хорошо охраняется. Сюда не попасть, если тебя не приглашали и лично не известили охрану.

Только после этих слов она заметно расслабилась и даже позволила себе улыбнуться.

Уже в магазине Мадина забыла все свои тревоги: она с деловым видом, чем вызвала у меня смешок, который я поспешил замаскировать под кашель, достала список и стала бродить между стеллажей. А я, как и в своих мечтах, взял тележку и шел за ней поодаль, любуясь своей малышкой. Помогал ей, когда она не могла дотянуться до верхней полки и отвечал невпопад, когда она спрашивала, какое какао лучше взять, чем вызывал ее улыбку.

А вообще, смена обстановки пошла ей на пользу. Пусть она не длительная, пусть до этого магазина всего лишь десять минут неспешным шагом, но я вижу ее такую соблазнительную мягкую и нежную улыбку, блеск в ее глазах. Как будто она просыпается от длительного сна. Как будто снова возвращается к жизни. Как и я.

Я задумался, глядя на Мадину. Еще шестнадцать, да что там, пять лет назад, я и представить не мог, что эта хрупкая соседская девчонка сделает для меня так много, не сделав при этом ничего. Она пробуждает во мне все то хорошее, что давно похоронено под толстым слоем цинизма и пренебрежения к миру в целом и собственной жизни в частности. А я просто помогаю ей жить и скрываться от отца-тирана. Что, в принципе, тоже не стоит мне ничего. У нас с Мадиной эдакий «спасительный симбиоз»: она помогает мне, делая меня лучше, чем я есть на самом деле, лишь одним своим присутствием, робкой улыбкой и стыдливым румянцем.

Я еще не вижу, но спинным мозгом ощущаю опасность. И чисто на интуитивном уровне мне хочется взять малышку в охапку и задвинуть за спину. Мозг сигнализирует бежать, скрыться, но я стою в ступоре, не понимая, откуда идет сигнал об опасности. А моя девочка тем временем стоит, ни о чем не подозревая, и выбирает специи, очень внимательно читая информацию на этикетке.

– Малышка, ты выбрала? – спрашиваю я, оглядываясь по сторонам.

– Ой, извини, я долго, да? Ты, наверное, голодный, а я витаю в своих мыслях, вот и потеряла счет времени…

Мадина еще что-то продолжает щебетать, но я ее не слышу, хотел буркнуть «Все нормально», но слова так и застряли в горле. Потому что из-за угла, из отдела алкогольных напитков «выплыла» та самая опасность. Аня. Которая с наглой ухмылкой и видом победительницы смотрит в упор на меня.

У меня складывается впечатление, что она следит за мной. Бред, конечно, но у меня такое ощущение, что на фоне бешенства матки у нее вдобавок и крыша поехала. И я, как зверь, подбираюсь, готовый защищать свою женщину до последнего. На автомате приобнимаю ее и притягиваю к себе. Мадина поднимает голову и удивленно смотрит на меня своими огромными глазищами. Нервно ей улыбаюсь и снова перевожу взгляд на Аню, которая в данный момент, держа бутылку с крепким алкоголем в одной руке, сумочку – в другой, в своем проститутском наряде осматривает с пренебрежением с головы до ног мою девочку. Только за это мне хочется переступить собственные принципы и поднять руку на женщину.

Мадина непонимающе переводит взгляд с меня на Аню и обратно. Чувствую, что ей эта ситуация тоже не нравится, и она жмется ко мне, как ребенок, хотя, я знаю, ее это и смущает.

– А ты, Ворошинский, смотрю, преследуешь меня, да? Завел себе игрушку? Я тебе так скажу, теряешь хватку, дорогой. Я разочарована, – нахально тянет Аня, выводя меня на эмоции. И я ведусь. Я, человек, который всегда держит себя в руках, который в любой экстремальной ситуации и при общении с любым контингентом сохраняет хладнокровие, теряю напрочь контроль:

– Заткнись, – цежу сквозь зубы.

– Фуфуфу, Левушка, разве можно так разговаривать с женщиной?!

– Уйди с дороги, Аня. От греха подальше уйди, – тихим, но стальным тоном произношу я. И странным образом она подчиняется, отодвинувшись в сторону. Я подталкиваю ничего не понимающую Мадину вперед себя, к кассе, чтобы быстрее избавиться от удушливого общества этой стервы.

– Кто это был? – тихо и грустно спрашивает Мадина, опустив глаза в пол. – Она красива, но все равно мне не понравилась, извини.

Я беру ее за подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза, строго проговариваю:

– Не говори глупостей, Мадина. Никто и никогда в моем окружении не сможет сравниться с тобой. Ни по красоте, ни по уму. Запомни это. Она – пустышка, которая вкачала в себя сотни тысяч рублей. Но ни ум, ни красоту души силикон не прибавит. Уж поверь мне, как мужчине, который видит эти «силиконовые долины» каждый день. Ты вот такая: естественная, без макияжа, в обычной и удобной одежде затмишь их всех, – и в очередной раз ее щечки окрашивает румянец, и все же Мадина стыдливо опускает глаза. А я делаю то, что вконец ее вогнало в краску: целую кончик носа.

– Лев! Здесь же люди!

– Запомни еще одно правило: я не постесняюсь показать чувства к своей женщине даже перед толпой на главной площади города.

Мадина

Никогда бы не подумала, что простой поход в супермаркет меня так воодушевит. Как будто даже дышать стало легче. На следующий день я не могла дождаться, когда Лев уйдет на работу, чтобы приступить к обучению и экспериментам. Нет, я очень скучаю, когда его нет рядом, но на данный момент моей израненной душе требовалось лекарство, чтобы снова склеить ее по кусочкам.