Мысль о том, что надо идти туда стоять с ноющим сердцем, пока будут просматривать ее бумаги, не очень вдохновляла. Вероятно, придется также отвечать на разные вопросы – непростые, те, что Хардингу, Абелю и Эзре на поминках не позволила задать вежливость. А у нее не будет времени найти правдоподобные ответы и подобрать слова. А что, если Тресвик поймет свою ошибку еще во время встречи? Он что, позвонит в полицию?

Хэл открыла рот, чтобы ответить, но прежде чем сообразила, что сказать, дверь за ними распахнулась, и на пороге появилась миссис Уоррен с палкой в правой руке.

– О, миссис Уоррен, – воскликнул Хардинг с подобострастной улыбкой. – Вы, конечно, поедете с нами сегодня к мистеру Тресвику?

– Конечно, не поеду, – ледяным голосом отозвалась старуха. – Я найду возможность увидеться с Бобби.

Слегка прокашлявшись, Хардинг предпочел сменить тему:

– А мы тут как раз говорили о завтраке. Как любезно с вашей стороны поставить тостер и все такое. А где можно разжиться чаем и кофе?

– Еще нет восьми, – не допускающим возражений голосом ответила экономка.

Хардинг сморгнул, изо всех сил стараясь не выглядеть побитой собакой.

– Да, разумеется, но сейчас семь пятьдесят пять…

– Хардинг хотел спросить, – послышался голос сзади, и Хэл, обернувшись, увидела в дверях Эзру. Он был небрит, и вид как с похмелья – одежда помята, волосы нечесаные, но губы тут же изогнулись в очаровательной ироничной улыбке, которая, что бросилось ей в глаза при первом знакомстве, преображала все его существо. – Хардинг хотел спросить, миссис Уоррен, не можем ли мы уговорить вас передать нам часть вашей работы, мы бы сами приготовили чай.

– Ну, не знаю, мистер Эзра. – Свободной рукой миссис Уоррен пригладила волосы. Ее корнский акцент вдруг стал сильнее. – Моя кухня – это моя кухня. Я посмотрю, что можно сделать.

Она повернулась и вышла в дверь, что располагалась в дальнем конце оранжереи.

Эзра подмигнул Хэл.

– Хэрриет. Приятно видеть вас в вертикальном положении. Неплохой концерт вы устроили нам вчера вечером.

– Я… – Хэл вспыхнула. Неплохой концерт. Намек вполне прозрачен – на то, что она симулировала обморок, но слова были неприятно близки к правде. – Я чувствую себя намного лучше.

– Это тебя непривычно видеть в вертикальном положении в такое время, если уж на то пошло, – едко сказал Хардинг.

– Что ж, тебе повезло. Может, удастся выпить чаю. Как там про кошку и про доброе слово?

– К черту кошек. Какая сварливая старуха. Не понимаю, как мать терпела ее все эти годы. Похоже, в мечтах она уже получила свои тридцать тысяч и убралась подобру-поздорову.

– Да дело-то не в этом. – Улыбка у Эзры исчезла, и он посмотрел на Хардинга с выражением, очень похожим на открытую неприязнь. – И говори тише, если не хочешь оставшиеся дни питаться холодным супом.

– Что ты имеешь в виду? Какое дело?

– Я имею в виду, что лет пятнадцать о матери заботилась главным образом миссис Уоррен – за мизерную плату. Или ты полагаешь, за те деньги, что мать ей платила, мы могли нанять постоянную сиделку? Так что тридцать тысяч, по-моему, – это еще дешево отделаться.

– Как забавно слышать, что это, оказывается, мы не могли нанять сиделку, – разозлился Хардинг. – Не представляю, что тебе может быть известно, с учетом того, что тебя не видели в наших краях почти двадцать лет. Абель тоже сбежал, но у него хотя бы есть оправдание. Те же из нас, кто до конца выполнял свой долг…

– Вот ты всегда был лицемерным дерьмом, – перебил его Эзра и усмехнулся, будто это такая шутка, правда, на сей раз в его лице не было ни очарования, ни юмора, он скорее напоминал оскалившего зубы волка.

Хэл затаила дыхание, гадая, чем кончится перепалка, но Хардинг ничего не ответил. Просто закатил глаза и развернулся в сторону столовой. На пороге он остановился, открыл дверь Хэл и учтиво подождал, пока она пройдет.

На одном конце длинного стола уже сидели Митци с детьми. Абеля и Эдварда не было.

– Хэрриет, дорогая, – поздоровалась Митци. Она решила сегодня накрасить губы, и теперь ее лицо ярким пятном невпопад выделялось в глухом, блеклом полумраке комнаты и бледном утреннем свете. – Как вы сегодня?

– Спасибо, Митци, хорошо, – ответила Хэл. Она подошла к стулу, который отодвинул для нее Хардинг, и села, оказавшись между ним и Эзрой. – Даже не знаю, что такое вчера приключилось. Холод и голод, наверно, все вместе.

– Не говоря уже о потрясении, – закивала Митци, но, потянувшись за мюсли, неодобрительно поджала губы. – Не знаю, о чем думал мистер Тресвик, вывалив на нас эдак всю историю с завещанием.

– Ну, когда-то нужно было сказать, – заметил Эзра. Он вроде бы отошел от стычки с Хардингом, на лицо вернулась более убедительная улыбка. – Может быть, он решил, что лучше отодрать пластырь одним рывком, так сказать. И покончить с этим.

– Нужно было нас подготовить, – упрямо сказала Митци. – Особенно бедного Хардинга.

– А почему это именно бедного Хардинга? – улыбнулся Эзра, глядя на Митци через стол. – Знаешь, остальных это тоже в некоторой степени касается. Или когда тебя ставят на одну доску с нами, нищебродами, это слишком суровое испытание?

– Эзра… – У Митци был вид человека, терпение которого на пределе. – Ты уехал, но Хардинг, несомненно, имел все основания ожидать…

– Какой облом, особенно когда уже внесен задаток за новый «лендровер», – сочувственно произнес Эзра.

– Знаешь что, дорогой, – сказал Хардинг, перебив готовую уже огрызнуться Митци, – ты просто провоцируешь.

Эзра только рассмеялся, откинув голову назад. Хэл невольно увидела небритый подбородок и впадину над ключицей, там, где ворот рубашки не прикрывал шею. Затем он встал, бросил салфетку и потянулся, так что рубашка вылезла из брюк.

– Да идите вы, – рубанул он и, перегнувшись через стол, выхватил у Ричарда кусок хлеба, на который тот как раз намазывал масло. – Не в моих привычках за завтраком уминать столь щедрую порцию ханжества. Я ухожу.

– Куда это ты уходишь? – требовательно спросила Митци, но Эзра, сделав вид, что не услышал вопроса, откусил огромный кусок от тоста Ричарда, бросил оставшееся на стол и вышел.

– Он просто невыносим! – взорвалась Митци, когда за ним захлопнулась дверь. – Хардинг, неужели ты ему спустишь?

– Черт, Мит, а что я, по-твоему, должен сделать? – Хардинг с силой отодвинул тарелку. – В каком-то смысле он прав.

– Что ты такое говоришь? Он вырвал у Ричарда тост! И как он смеет обвинять тебя в лицемерии?

– О, ради бога! – Хардинг встал, подошел к тостеру и сунул в него еще два тоста. – Довольна? Вряд ли дело в хлебе.

– Нет, но ты – и лицемер? Какая наглость!

– Я думаю, Мит, это не было строго в мой адрес. И хотя его слова здорово меня разозлили, они довольно точно бьют в цель, ты не находишь? Все мы вчера сидели в церкви с эдакими старательно мрачными физиономиями, а между тем я сомневаюсь, был ли там хоть один человек, кто сожалел о смерти матери.