То есть отец Хью.

Большинство же статей описывали страх, который вселился в местных обитателей после нераскрытого убийства на пляже, особо подчеркивалось, что он самым отрицательным образом скажется на местной туристической индустрии; многие семьи, собиравшиеся сюда на отдых и привлеченные дешевизной, предпочли Майорку этому английскому курорту.

О самой Патриции Тэлбот было на удивление мало информации. Никакого упоминания о том, находилась ли она на отдыхе или работала здесь. Не назывался отель, где она остановилась, не говорилось даже о том, была ли одна или с мужем. Ни единого слова о пятнадцатимесячном сыне, оставшемся без матери. Лишь в одной из статей упоминался отец, да и то только в том контексте, что ему нечего сказать. Фотографий его тоже не было. Сама цитата: «„На данный момент у меня нет никаких комментариев“, — сказал мистер Тэлбот на выходе из полицейского участка», — появилась в газете через три дня после обнаружения тела.

Так что он убежал не сразу, сделал я вывод.

Чтение первых полос «Геральд Экспресс» изрядно меня утомило, и я пошел в справочный отдел библиотеки.

— Скажите, у вас есть «Вестерн Морнинг Ньюс»? — спросил я у одного из молодых сотрудников.

— За какое время?

— Август 1973-го, — ответил я.

— К сожалению, у нас хранятся выпуски «Морнинг Ньюс» лишь с семьдесят четвертого года, — ответил он. — Возможно, вам придется обратиться в библиотеку Эксетера или даже Плимута, только там могут быть более ранние выпуски.

— Ясно, — кивнул я. — В любом случае спасибо, — и повернулся, чтоб уйти.

— Но у нас есть «Пейнтон Ньюс» за семьдесят третий, если, конечно, это вам интересно, — бросил он мне вдогонку. — Они разорились и перестали выходить в семьдесят шестом.

«Пейнтон Ньюз» был еженедельником, и за первую неделю августа я не нашел в нем ничего нового, чего бы не прочел в «Геральд Экспресс». Я уже собрался было прекратить поиски, но вдруг что-то заставило меня просмотреть колонки за следующую неделю. И тут я наконец нашел объяснение словам бабушки.

На третьей странице был опубликован краткий отчет о дознании в суде коронеров Южного Девона по делу о внезапной и насильственной смерти Патриции Тэлбот, возраст восемнадцать лет, проживала в Нью-Мейден в Суррее.

Согласно отчету, в ходе вскрытия выяснилось, что главной причиной смерти стала асфиксия в результате сильного сдавливания шеи, при этом была повреждена гиоидная кость — признак, характерный для удушения руками.

В завершение патологоанатом особо отметил, что покойная в момент смерти была беременна и что в чреве у нее находился плод женского пола, срок беременности составлял от восемнадцати до двадцати недель.

Так, значит, он действительно убил ее дитя.

Убил мою сестренку.

Я не поехал в Ньюбери на вечерние скачки. Вместо этого отправился прямо домой, в Кенилворт.

Я пребывал в гневе.

Был просто вне себя от ярости.

Как мог отец всего неделю назад приехать в Аскот, вести себя так естественно и дружелюбно, зная, что именно он убил мою маму, а вместе с ней и нерожденного ребенка?

Невозможно, необъяснимо, и я ненавидел его за это.

С чего это вдруг ему понадобилось возвращаться из Австралии? Чтобы перевернуть всю мою жизнь?..

Или же он приехал из-за тех стеклянных зернышек и денег? А не только для того, чтобы повидаться со мной?

Я долго лежал без сна, прокручивая все это в голове, пытаясь разобраться, но результатом были все новые и новые вопросы без ответов:

Чьи деньги были спрятаны у него в рюкзаке?

Связаны ли они каким-либо образом с зернышками, контурами радиочастотной идентификации, и черной коробкой сканера?

Может, его убили из-за этих самых денег, или же для преступника было важней заполучить ту черную коробочку и стеклянные зернышки?

И для чего именно они предназначались?

У каждого профессионального игрока найдется своя история о нечестном тренере или владельце, выставившем на скачки не ту лошадку. О том, как победил именно этот «рингер», а у фаворита не было против него никаких шансов. Неожиданный победитель всегда вызывает подозрение в нечестной игре, и в далеком прошлом, до того, как скачки превратились в отлаженную и прекрасно организованную индустрию, слухи и истории о «рингерах» лишь множились, и была в них немалая доля правды.

Но выставить на скачки «рингера» всегда было гораздо труднее, чем люди себе это представляли, особенно если лошадь числилась за большой конюшней с хорошей репутацией. И не только потому, что с введением чипов качество идентификации значительно повысилось. Если лошадь впервые участвовала в скачках, ее обязательно сканировал прикрепленный к ипподрому ветеринар, хотя позже это делали значительно реже; однако это вместе с подробным «лошадиным паспортом» сильно затрудняло подмену одной лошади другой. Вторая трудность заключалась в том, что во всех этих процедурах участвовало слишком много людей.

Есть одна испанская поговорка: «То, что знают двое, известно лишь Богу. То, что знают трое, — знают все».

Выставить на скачки «рингера» требовало знаний и подготовки, и тремя людьми тут никак не обойтись. Мальчик-конюшенный, водитель специального фургона, организатор самой перевозки и жокей — это уже не говоря о владельце и тренере.

Держать мошенничество в тайне от них просто невозможно, потому как каждый сразу поймет и узнает — лошадь не та. Люди, каждый день работающие с лошадьми, видят в них личности, знают все их черты и индивидуальные особенности, относятся к ним не как к животным. Часто говорят, что любой выдающийся тренер лучше знает характер и особенности своих лошадей, нежели членов собственной семьи. Поговаривали, будто Лестер Пиггот, великий тренер, мог узнать любую лошадь, на которой он когда-либо скакал, даже если она убегала от него под проливным дождем, окутавшим все вокруг непроницаемой пеленой.

И все довольно быстро, если не сразу, заметили бы, что выходящая на круг знаменитость вовсе не является той, за кого ее выдают, и завсегдатаи скачек легко могут различить «рингера», если, конечно, его не растили и готовили где-то в далекой от естественного окружения среде. Так что вряд ли можно надеяться на то, что секрет, известный пусть и ограниченному кругу лиц, не выплывет вскоре наружу.

Так что толку от всех этих идентификаций с помощью чипов?

Пытаясь найти разгадку, я наконец уснул.

Не уверен, что меня разбудил именно шум, но внезапно я проснулся и, лежа в темноте, вдруг со всей отчетливостью понял: что-то не так.

Я лежал тихо, на спине, дышал еле слышно.

Как это обычно бывало летом, одно из окон спальни я оставил открытым. Но никакого подозрительного шума за этим окном не было. Ничего, кроме ветерка, шелестевшего в листве березы, что росла у дороги, ну и отдаленного шума автомобилей, изредка проносившихся по Эбби-Хилл.