его, но голос появляется не сразу, а он в некомфортной позе крепко спит.

— Лёша, — зову хриплым голосом, пока он не открывает глаза. — Позови врача.

— Что, как она? Жива?!

Шагаев соскакивает неловко со стула и едва не падает. Зато падающий предмет тупыми ударами отдается в голове.

Хмурю брови, морщась от головной боли и наблюдая за тем, как резко он вскочил.

На шум дверь в палату открывается и быстро входит медсестра.

— Василиса Вадимовна, как вы себя чувствуете?

— Голова болит очень. Что я здесь делаю?

— С вами произошёл несчастный случай. Я позову доктора, он объяснит подробнее.

Она покидает палату, а я перевожу непонимающий взгляд на Шагаева.

— Почему ты здесь? Где мой муж?

Он смотрит на меня каким-то ошалелым взглядом и сжимает пальцы в кулаки, не одну как раньше, а обе. Отворачивается и вылетает из палаты.

— Я не смог, вы ей скажите, я не могу, — едва не взревел Шагаев.

— Вы в порядке, Алексей Викторович?

— Да я нахрен не в порядке!

— Мариночка, займись господином Шагаевым…

Слышу, что медсестра куда-то уводит Шагаева, говоря об успокоительном, а в палату входит врач, за ним мужчина в форме полиции, и с момента их появления палата превращается в мою личную пыточную.

— Я вам не верю, — мой голос вновь звучит как чужой, когда полицейский, выразив все сожаления и соболезнования, говорит мне, что мой муж погиб.

— Мне жаль, Василиса Вадимовна. Что вы помните? Откуда появился мотоциклист, как это произошло?

Я хмурю брови и пытаюсь вспомнить и восстановить события вечера.

— Мы шли домой, остановились, чтоб поцеловаться. Я услышала визг мотора. Коля сказал мне быть осторожной, толкнул меня куда-то и всё. На этом мои воспоминания обрываются.

— Ваш муж оттолкнул вас. И вы сильно ударились затылком о стену соседнего здания. Криминалисты, которые выехали на место, предположили, что если бы не безупречная реакция вашего мужа, под колёсами могли оказаться вы. Он спас вас, но при ударе получил травмы, несовместимые с жизнью, и скончался на месте до приезда кареты скорой помощи. Как и водитель мотоцикла. Исправность транспортного средства ещё предстоит установить. Как и то, был ли трезв водитель транспортного средства.

Качаю головой. Это всё просто злая шутка какая-то.

— Может достаточно подробностей пока? — недовольно спрашивает врач, который измеряет мне давление.

Я снова качаю головой и поднимаю взгляд на врача.

— Где он? Я хочу его увидеть.

— Василиса Вадимовна, я бы не…

— Пожалуйста. Я должна его увидеть. Я выдержу. Отведите меня к моему мужу.

Каждый шаг как каторга, бесконечно длинные коридоры, и мы наконец в том самом месте, где сейчас лежала бы я, если бы не он.

— Его опознали по фото в вашем телефоне, ведь контактов родственников мы не нашли, — обращается ко мне патологоанатом, пока я с бескровным лицом смотрю на его стол и накрытое белой простыней огромное, сильное тело.

— Муж сирота, — отвечаю хрипло и негромко, не отрывая взгляда от стола.

Мне хочется кричать, но не могу выдавить и звука. Хочется плакать, но в глазах аж резь от сухости. Мозг не верит, даже видя то, что видит, он отказывается верить в то, что это правда.

Что его больше нет. Что он больше никогда не улыбнётся мне, никогда не назовёт меня принцессой или Лисенком, никогда не обнимет и не поцелует меня.

Я неосознанно начинаю шагать вперёд слабыми, неуверенными шагами, подхожу к этому страшному столу, наклоняюсь и обнимаю человека, который стал всем для меня и которого я потеряла.

Я не осознаю, как простынь, которой он накрыт, становится мокрой насквозь от моих слёз, и не помню, кто и как меня оттуда увёл.

Следующие сутки я тоже не помню. Наверное, я начала сходить с ума? Мне давали много успокоительного, после того, как я разбудила весь этаж испуганных пациентов своими криками во сне. Слышала, как врач обсуждал с чужим, но смутно родным голосом, что хочет перевести меня в неврологию. Но голос твёрдо сказал, что забирает меня домой. Куда домой, я так и не поняла.

Пришла в себя в светлой комнате. Такой светлой, что я ещё не открыла глаза, а им уже было больно. Слышу шум улицы. Открыто окно. Слышу шаги и понимаю, что в комнате кто-то есть. Открываю глаза с какой-то дикой, безумной надеждой в то, что мне приснился самый жестокий в жизни кошмар, открыто окно нашей спальни, и это Коля проснулся на работу и негромко собирается на работу, чтоб меня не разбудить.

Резко распахиваю глаза и сажусь на кровати, и меня тут же ждёт очередной неприятный сюрприз. Я в комнате. Своей бывшей комнате в квартире Шагаева. И его Барби тоже здесь.

— Василисочка, солнышко, — ко мне на край кровати присаживается Ольга и берет мою безвольную прохладную ладошку в свою, гладит её, — я тебе чай заварю. У тебя что-то болит? Если голова, то таблетки на кухне, я мигом, только скажи какую именно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Смотрю на неё пустым, бесстрастным взглядом, а сама где-то глубоко в душе недоумеваю от того, какого черта я здесь делаю с ней и почему она так добра ко мне.

— Почему я здесь? Где Коля?

— Солнышко, это у дяди своего спроси, он скоро вернется. За круассанами вышел, говорит, что ты их любишь… к чаю. Зелёный тебе? — а взгляд блуждает по комнате, а не направлен на меня.

— Его похоронили? Я проспала похороны?! — голос надтреснул от одной мысли. Пытливо смотрю на блондинку.

— Умоляю, Оля, скажи, что это не так, — хватаю её за руку и сжимаю до боли.

— Нет, Василиса, нет, — сжимает мою ладошку, — Лёша всё уладил, без тебя никто, ничего делать не будет. Ты сама решишь, что делать дальше. Мы рядом, правда. Прости.

Блондинка склоняется и обнимает меня за плечи, чувствую, что сдерживает рыдания.

Словно в каком-то оцепенении обнимаю её в ответ.

— Не надо плакать, — утешаю её и автоматически глажу белокурые волосы ладонью.

В этот момент нас застаёт вошедший в комнату Шагаев.

Я вижу его торс и не поднимаю взгляда на его лицо. Не хочу. Не могу себя заставить. Ещё рано.

— Ольга, сделай нам троим чай, — обращается к невесте, а я отворачиваюсь к окну.

Блондина тихо ускользает из спальни. Слышу, как прикрылась дверь в мою комнату. Слышу его шаги, садится на край кровати. Не сразу говорит, а когда решается, слышу:

— Прими мои соболезнования. Только скажи, когда похороны, и я всё организую.

— Я сама, — прерываю его сразу, всё ещё не поднимая взгляд.

Облизываю пересохшие губы и добавляю, уже