Не прошло и нескольких дней, как мне приснился похожий сон. На сей раз покойник сказал, что я выколол ему глаза, чтобы он признался, где спрятал сокровища, а может, и просто ради удовольствия, и теперь он, как и тот, предыдущий, явился потребовать то, что ему принадлежит. Я проснулся, когда его когти были готовы выцарапать мне глаза. Мертвец из третьего сна пришел, чтобы получить назад свою печень. И каждый раз видения были столь жизненными, что, проснувшись, я не только не чувствовал облегчения, а, наоборот, погружался в еще большую тревогу.

По слухам, в Назарете жила женщина, обладавшая даром толковать сны. Я отправился к ней и все рассказал, прежде взяв с нее клятву, что она никому не откроет правды, поскольку из моих сновидений легко заключить, кто я такой и кем был прежде. Она обещала хранить тайну, а потом велела мне не бояться ночных гостей. Мертвые, сказала она, занимаются только другими мертвецами. И над тобой, без сомнения, подшутили проказливые духи. Напрасно ты, Тео Балас, отворил дверь, когда в нее постучали в первый раз, потому что стоит отворить им дверь, они будут проникать через нее, когда им заблагорассудится, пока снова не закроешь для них этот путь. Так вот, чтобы избавиться от ночных посещений, тебе надобно всего лишь поменять замок в двери библиотеки. А что касается вещих знаков, то ничего не бойся. В городе тебя никто не может узнать, никто, кроме меня, а от меня твоя тайна никогда не уйдет. Я щедро заплатил ей за совет, при этом отказался от других услуг, которые она тоже мне предложила, и спешно вернулся домой. А на следующее утро послал своего домоправителя за здешним плотником, чтобы тот поменял замок в двери библиотеки. Когда пришел Иосиф, я понял, что на самом деле сны все-таки несли в себе вещий знак, а Зара-самаритянка не сумела верно угадать их смысл. Иосиф тоже узнал меня, сильно при этом изумившись и напугавшись. Мы обменялись резкими словами, и это слышал кое-кто из домашних. В конце концов плотник дал слово не выдавать меня. Тем не менее жизнь моя отныне была в опасности, потому как со всей очевидностью следовало ожидать, что либо он, либо Зара проговорятся, ведь власти, как римские, так и иудейские, назначили за мою голову большую награду. Я задумал план бегства, решив при этом еще и погубить Иосифа, для чего потихоньку вытащил у него из ящика с инструментами стамеску и подсунул туда один из новых ключей. Чтобы осуществить мой план, мне нужна была помощь Зары и ее дочки, чей малый рост позволял проникнуть в библиотеку через узкое окно. Короче говоря, они помогли мне добыть кровь животного и нужное снадобье, а также избавиться от ключа. Меня сочли мертвым и похоронили. На третий день я выбрался из погребальной пещеры. Потом без промедления направился в дом гетеры и убил как ее, так и девчонку, поскольку обе знали, что я задумал и как задуманное осуществил, а также знали, кто я такой на самом деле. Затем я покинул город в уверенности, что Иосифа обвинят в убийстве и казнят и что, вздумай он в доказательство своей невиновности открыть мое имя, ему никто не поверит. Если эта исповедь еще застанет его в живых, с него следует снять все обвинения, ибо не существует на свете человека честнее и праведнее. А я снова возьмусь за старое, и от этой судьбы мне, видно, никогда не уйти. Добавлю, что с ходом времени такое убеждение будет делать меня еще более жестоким. И, начиная новый этап своей жизни, решил я переменить имя и отныне называться Баррабасом, самым страшным из разбойников».

Первосвященник закончил читать эту исповедь злодея, свернул свиток и воскликнул:

— Мне знакомы почерк и печать Эпулона, и я не сомневаюсь в подлинности сего документа и в правдивости того, о чем там рассказано. И я не могу отделаться от вопроса: что заставило столь бессовестного человека постараться снять обвинение с приговоренного к распятию плотника, после того как он преуспел, добившись его осуждения. Но какими бы ни были мотивы, им двигавшие, нам не остается ничего другого, как оправдать Иосифа и двух юнцов. А чтобы справедливость шла рука об руку с милосердием, я предлагаю освободить от наказания и несчастную Беренику, ведь если намерения ее и были преступными и она совершила худший из грехов, отрекшись от истинной веры, проступки эти не возымели последствий, и, как мне кажется, рассудок несчастной пребывает в расстройстве. Ее мать, брат и она сама владеют теперь огромными богатствами, которыми могли бы воспользоваться, если отрекутся от фальшивых богов и вернутся на путь истинный — в лоно веры Авраама, Иакова, Моисея и пророков и докажут свое раскаяние, принеся щедрые дары Храму.

Обе женщины торжественно поклялись сделать все так, как им велят. Матфей же, юноша дерзко-решительный, публично отказался от своего достояния, ибо на плечи его свалилось двойное горе: смерть любимой женщины и то жестокое обстоятельство, что убийца — его собственный отец, поэтому он объявил, что уйдет от людей и будет дожидаться пришествия Мессии, за которым последует и на службу которому отдаст познания, приобретенные в Греции, подробно описывая его жизнь, наставления, а также чудеса, им творимые.

Выслушав все это, синедрион одобрил предложенные решения, после чего объявил заседание закрытым — к удовлетворению присутствующих, если не считать Апия Пульхра, который излил свою жалобу в следующих словах:

— Клянусь Юпитером! Сколько трудов пропало впустую! Но пусть будет так: я доложу прокуратору, что отважно погасил мятеж, поднятый чернью в Галилее. Мои люди ничего лишнего не скажут, поскольку знают свою выгоду, будет молчать и Помпоний — в знак благодарности за мои многочисленные одолжения. В конце-то концов, он ведь единственный, кто в этой истории добился своего. Но вот и солнце садится. Пора ужинать и отдыхать, а завтра, как только Аврора раскинет свой алый плащ, мы тронемся в обратный путь, в Кесарию, и будем гордиться тем, что благодаря нам воссиял свет истины и справедливости. Хотя мне хотелось бы узнать, как все же сумел Тео Балас, или как там его зовут, сдвинуть, находясь внутри пещеры и без посторонней помощи, камень, что закрывал вход.

Ни на территории Храма, ни в его окрестностях я не встретил ни одной знакомой души, когда по завершении описанных в предыдущей главе событий решил вернуться в свое гнусное пристанище, чтобы пораньше улечься спать и восстановить силы перед намеченным на завтрашний день путешествием. Однако не прошел я и половины пути, как услышал свое имя и увидел Иисуса, который, выйдя из тени, взял меня за руку и сказал:

— Нынче вечером мы собираемся отпраздновать у нас дома счастливое разрешение злополучных событий, и я хотел бы, чтобы ты разделил с нами радость, поскольку в немалой степени именно тебе мы ею обязаны.

— Мне? Ничего подобного, я сделал слишком мало, да и то малое сделал плохо, — ответил я. — Все разрешилось удачно лишь благодаря цепочке счастливых случайностей. Само собой разумеется, вы должны отпраздновать избавление от бед, но без меня; я здесь чужак; для вас — язычник, а для своих — безбожный философ.

— Не говори так, Помпоний, — отозвался Иисус, — я уважаю тебя и благодарен тебе, и не только за то, чего ты добился, но и за то, что для меня куда более ценно, ведь я был сильно удручен, а ты утешил меня, я нуждался в совете, и ты дал мне его, я был в опасности, и ты спас меня, я искал того, кто взялся бы за расследование на свой страх и риск, и ты согласился.