Каждый из двух дюжин ньятитас доньи Аны был помещен в отдельный ящик со стеклянной передней стенкой, а ящики стояли на блестящих подушечках. На ньятитас красовались шляпы для сафари с цветами на полях. В пустых глазницах виднелись ватные шарики. Нижние и верхние зубы были покрыты фольгой, словно металлическими капами.

– Зачем тут фольга? – спросила я у Пола.

– Чтобы защитить их зубы, когда они курят, – ответил он.

– Они курят?

– Почему бы и нет?

Римская католическая церковь не в восторге от присутствия ньятитас в Ла-Пасе. В прошлом на ежегодных праздниках Фиеста де лас Ньятитас священники объявляли пришедшей за благословением толпе, что черепа нужно захоронить, а не поклоняться им.

Когда Пол впервые приехал фотографировать Фиесту, люди, собравшиеся на праздник, обнаружили, что церковь на главном кладбище закрыта и на ней висит объявление о том, что священники не будут благословлять черепа. Люди протестовали, ходили по улицам, поднимали своих ньятитас в воздух и выкрикивали: «Мы хотим благословения». В конце концов церковь открыла двери.

Архиепископ Ла-Паса Эдмундо Абастофлор – один из ярых противников ньятитас.

– Ну конечно, он против, – усмехнулся Пол. – Ньятитас позорят его. Выходит, что у него нет контроля над собственной епархией.

Женщины вроде доньи Аны и доньи Эли представляют угрозу для католической церкви. Через магию, суеверия и своих ньятитас они способствуют прямой, непосредственной связи с потусторонними силами, и посредники мужского пола здесь не требуются. Это напоминает мне о Санта Муэрте, мексиканской святой, покровительнице смерти, которая – какой ужас! – женщина. У нее в руках коса, а длинная мантия, укутывающая ее скелет, раскрашена яркими красками.

К досаде церкви, поклонники Санта Муэрте распространились на юго-западе Соединенных Штатов за счет мигрантов из Мексики, где у нее десятки миллионов последователей. Ее сила на стороне тех, кто оказался вне закона: бедняков, преступников, представителей ЛГБТ[22] – всех отлученных от груди суровой католической церкви.

Но католичество не единственная религиозная система, отвергающая женщин-последователей. Невзирая на современное равноправие женщин и мужчин в буддизме, древние манускрипты рассказывают о Будде, который призывал свою общину монахов-мужчин отправиться на кладбище и медитировать на женские разлагающиеся тела. Целью таких «медитаций на гнусность» было освободить монаха от желания быть с женщиной; это были, как их называет ученая Лиз Уилсон, «чувственные камни преткновения». Расчет был на то, что такая медитация лишит женщин их притягательных качеств и в глазах мужчин они станут просто-напросто мешками из плоти, наполненными кровью, кишками и жидкостями. Будда недвусмысленно говорил, что секрет обаяния женщины – не в украшениях, макияже или нарядах, а в ее обманчивом одеянии из плоти, в тайно сочащихся из разных отверстий странных жидкостях.

Конечно, эти молчаливые разлагающиеся женщины сами не могли иметь ни нужд, ни желаний, ни духовного пути. Та же Уилсон объясняет, что «в своей роли учителей они не могли вымолвить ни слова. Они должны были учить не тому, что было у них на уме, а тому, что происходило в их телах». Трупы на кладбищах были не более чем объекты, разрушители заблуждений мужчин, и в этом была их «ценность».

В случае доньи Аны все было не так – здесь в центре внимания стояли женщины и их внутренняя жизнь. Никакие романтические, финансовые или домашние проблемы не отвергались как незначительные. Ее ньятитас были расположены в передней части дома, стены которого от пола до потолка покрывали газеты. Поклонники черепов приносили подношения – цветы и свечи. Мы с Полом принесли белые конические свечи, купленные в придорожном киоске. Я думала, мы просто передадим их как подарок, но один из последователей доньи Аны настоял, чтобы мы сами зажгли их и поднесли выбранному ньятита. Присев на бетонный пол, мы с Полом подогревали снизу каждую свечу, стараясь растопить воск и поставить их вертикально на металлические тарелки. Но свечи падали, и мы снова и снова проваливали эту задачу, чудом не устроив пожара.

Поскольку мы принесли подношения, я решила, что лучше обратиться к какому-нибудь ньятита. Я попросила Начо повлиять на выборы президента США, которые должны были состояться на следующий день. Могу лишь предположить, что то ли Начо не помощник в американских политических делах, то ли его английский устарел.

Молодая девушка сидела среди ньятитас, держа на руках маленького мальчика.

– Я здесь впервые, – призналась она. – Друг сказал, что это поможет мне в университете и мальчика моего защитит, вот я и пришла.

* * *

Однажды вечером за ужином художник из Ла-Паса и друг Пола Андрес Бедойя сказал мне, что я «не должна ошибочно полагать, будто культура Боливии однородна». Его последними работами стали погребальные саваны. Он делал их вручную из кожи, гвоздей и тысяч золотых дисков. На каждый уходило по пять месяцев.

– На ремесленников Боливии иногда смотрят свысока, словно то, что они делают, – «ненастоящее» искусство. Конечно, это искусство, и оно вдохновляет меня.

Создавая эти «наряды для призраков», Андрес на самом деле создает ритуал для выражения собственной скорби и скорби других. Его саваны висят в музеях и выставочных галереях. Он не возражал бы против того, чтобы кого-нибудь действительно похоронили в них, но в его саванах никого не хоронят. Возможно, культура боливийцев и неоднородна, но похороны по всему Ла-Пасу проходят примерно по одной схеме. Торжественные поминки длиной в целый день проводятся дома или в похоронном бюро. Родственники нанимают местных перевозчиков для доставки гроба, а также крестов и цветов, которые украшаются фиолетовой иллюминацией (в Боливии это цвет смерти).

– Некоторые считают светящийся фиолетовый цвет кричащим и безвкусным, но мне он нравится, – признался Андрес.

Погребение происходит на следующий день. Прежде чем положить гроб в катафалк и отвезти на кладбище, его проносят по ближайшему кварталу.

Мама Андреса умерла двадцать два года назад, и ее выбором стала кремация. Однако до недавних пор здесь было сложно как следует кремировать тела. Ла-Пас находится на высоте почти четырех километров над уровнем моря – это самая высокогорная столица в мире. Печи «не могли как следует разогреться, потому что на этой высоте недостаточно кислорода», объяснил Андрес. Сейчас кремация в Ла-Пасе набирает популярность – современные машины могут достичь более высоких температур и уничтожить тело должным образом.

Теперь, когда такая технология стала доступна, Андрес подумывает эксгумировать тело матери и выполнить ее желание. К сожалению, по правилам кладбища он должен лично подтвердить, что эксгумированное тело принадлежит его матери.