Но у Анны имелось объяснение, еще более невероятное, чем само происшествие.

Ей приходилось слышать о могущественных магах, способных даровать жизнь любому, даже неодушевленному предмету. Да-да, именно так, они утверждали, что органическая жизнь может быть вызвана везде! Объяснение такому феномену давала теория о том, что дух вполне способен становиться самостоятельной единицей и, повинуясь воле мага, внедряться в различные предметы. Например, в автомобили… Такая машина будет действовать сама по себе, двигаясь туда, куда прикажет «ожививший» ее колдун.

Единственной сложностью в таком случае могла оказаться необходимость заманить ничего не подозревающую девушку в машину. Хотя вряд ли это можно назвать серьезным препятствием. Как бы Аллочка ни боялась машин, она наверняка пользовалась частниками и такси для того, чтобы передвигаться по городу. Трястись в трамвае, ползущем со скоростью полупарализованной черепахи, – занятие только для особо терпеливых. Аллочка таковой не являлась.

Когда Анна из чистого любопытства читала о подобных возможностях, она и представить себе не могла, что кто-то в реальности способен сотворить такое. Даже подозревала, что это не более чем выдумка. И вот пожалуйста. Где-то поблизости находится некто и совершенно безнаказанно творит свои мерзости.

Зачем ему понадобилось убивать Аллочку? Ну что такое она увидела? Она и сама не была уверена, что все было именно так, как она рассказала матери. Но ее рассказ почему-то встревожил преступника, и он поспешил навсегда заткнуть ей рот. Значит, было в ее словах что-то важное. Вот только что? Оживший Хворост с дыркой в черепе? Не-ет, на такое не способны даже самые искусные маги. Кто же тогда бродил по лестницам горящей гостиницы? Или Аллочка все же что-то перепутала?

К открытию выставки Аня не успела. Когда она вошла в просторный светлый зал, официальная часть уже закончилась и посетители небольшими группками толклись возле развешенных по стенам полотен.

Картины Клонова действительно были в моде. Среди присутствующих мелькали лица невероятно важных столичных персон. «В жизни не думала, что когда-нибудь увижу их живьем, – подумала Аня, – по моим дорожкам такие павлины не ходят».

Ей лично картины не понравились. Она вспомнила портрет Кутько и слова его сестры, что знаменитый художник вдруг изменил своему стилю. По мнению Ани, правильно сделал. Предыдущие его работы были просто отвратительны. Патологическая любовь к красному, должно быть, породила его манеру письма, что бы он ни пытался изобразить – это напоминало выворачиваемое наружу чрево, распоротое тупым ножом живое тело.

Рассмотрев пару полотен, Аня решила, что с нее достаточно, но уходить практически сразу же после своего появления она не стала, чтобы не показаться невежливой. Стараясь не смотреть на стены, она бродила по залам, до нее доносились обрывки разговоров. Клонова называли гением, талантливым карликом, дьяволом и бог знает кем еще, но неизменно восхищались.

Наконец Ане показалось, что она провела здесь достаточно времени и можно уходить с чистой совестью, но у самого выхода она столкнулась с Марией Константиновной, которая неслась ей навстречу, словно корабль под парусами. Статное тело, облаченное в облегающий костюм леопардовой расцветки, сразу выделяло ее в толпе, как хищника, вырвавшегося на свободу из клетки.

– Здравствуйте, Анечка! – громогласно приветствовала она Анну. – Уже уходите?

– Да, вроде бы все посмотрела, – кисло улыбнулась Аня.

– Не понравилось? – догадалась Мария Константиновна. – Так я и думала. А как вам портрет дамы в зеленом? Это в новой для Оскара Егоровича манере реализма.

– Что-то не припоминаю. По-моему, здесь только это… это… – Анна в замешательстве покрутила в воздухе рукой, пытаясь подобрать определение самобытным работам художника.

– Ну, что же вы, обязательно надо взглянуть, – продолжала настаивать великанша. – Работа очень примечательная. Она вас обязательно заинтересует!

Анне показалось, что в словах женщины есть какой-то скрытый смысл, и покорно позволила ей увести себя в какой-то зал.

Мария Константиновна привела ее в небольшую нишу в дальнем конце одного из залов, которая и в самом деле как-то выпала из поля зрения Ани, впрочем, она нарезала круги без особой цели, лишь бы время протянуть. Теперь ее глазам предстал выполненный в полный рост портрет невероятно красивой женщины, одетой в старомодное платье из темно-зеленой парчи со стоячим белоснежным кружевным воротником. Сходство было поразительным. Словно живая, на Анну с портрета смотрела… Сандра. Но это еще не все. В ушах красавицы висели до боли знакомые украшения – бриллиантовые серьги-птицы…

– Ну, узнаете? – спросила Мария Константиновна шепотом.

– Да, ошибиться невозможно. Это те самые сережки. Но как здесь оказался портрет Сандры?

– Что же тут удивительного. Спонсор выставки – ее муж, а портрет этой красотки – своеобразная благодарность.

– Барсков – спонсор выставки? – переспросила Аня, решив, что она ослышалась.

– Почему вас это удивляет? Он богат и давно помогает Клонову. Еще с тех пор, когда тот не был таким знаменитым.

– Странно. Я слышала, что они не ладят…

– Да? Возможно, и так. Но ведь спонсорство – это тот же бизнес. Деньги и слава всегда старались держаться поближе друг к другу, получая от этого взаимную выгоду. Ну, ладно, вы увидели то, что я хотела вам показать, а выводы сделаете сами. Мне нужно идти. Мое присутствие здесь – тоже бизнес, но помните: если сможете прижать убийцу моего брата – рассчитывайте на мою благодарность. Вы понимаете, о чем я?

Анна кивнула. Мария Константиновна, еще раз попрощавшись, отправилась заниматься своим бизнесом, а Анна осталась возле картины, внимательно вглядываясь в лицо изображенной на нем женщины и пытаясь угадать – неужели эти совершенные черты принадлежат жестокой преступнице?

– Вам нравится портрет?

Анна вздрогнула и обернулась, едва успев изобразить на лице вежливую улыбку. Клонов смотрел на нее снизу вверх и блаженно улыбался. Он был одет в белый смокинг и выглядел точь-в-точь как ребенок, наряженный во взрослую одежду.

– Рад, что вы пришли, – пропищал он своим детским голоском.

– Мне стало любопытно.

– Этот портрет мне и вправду удался. Хотите, я и вас нарисую?

– Нет, спасибо. У меня нет таких денег.

– Что вы, о чем речь. Я уже достаточно богат, чтобы позволить иногда рисовать то, что мне нравится, – замахал он короткими ручками. – У вас очень выразительное лицо! Особенно – глаза. Они сияют каким-то нездешним, ведьминским пламенем. Глаза, полные жизни и неутоленных страстей!

Анна смутилась, слушая такие дифирамбы в свою честь. Как все художники, Клонов сильно приукрашивал действительность. Глаза у Анны, по ее мнению, были самые обыкновенные.

– Так вы согласны? – не унимался Оскар Егорович.