Я бросился в конюшню, оседлал Гайчула и Рыцаря. Потом всех других. Тут были лошади разведчиков и 4-го орудия – всего двенадцать. Солдаты между тем заамуничили лошадей и уводили их рысью, повозки выезжали. Надо увести всех лошадей. Я схватил все двенадцать и поволок их в Пологи. Тут мне пригодился мой опыт коновода. Потому что очень трудно вести двенадцать лошадей, а тут еще кругом стреляют и нужно уходить быстро.

Какой идиот придумал поставить лошадей так далеко, чтоб ему пусто было… Что же наши оглохли, не слышат стрельбы? Господи, сделай так, чтобы кто-нибудь вышел помочиться и услыхал стрельбу. Я не могу со всеми этими лошадьми двигаться быстро. Махновцы меня догонят.

Я попробовал пустить лошадей рысью, но понял, что невозможно будет удержать их. И никого из наших не вижу. Ах, наконец бежит Высевка с расширенными от страха глазами…

– Тут, тут, вот твоя лошадь… Возьми у меня несколько, мы пойдем скорей.

– Уф! Благослови тебя Господь за то, что ты увел их оттуда.

По одному прибегали наши и испускали вздох облегчения, увидя свою поседланную лошадь. Брат явился последним.

– Ты не мог услышать, что стреляют уже четверть часа, и прийти пораньше! – строго сказал я ему, отдавая повод Рыцаря.

– Я знал, что ты приведешь лошадей, – ответил он.

Сев по коням, мы поспешили на площадь, где стояли уже запряженные орудия и эскадроны.

– Странно, – сказал Клиневский с сухим юмором, – что капитан Барский вас на этот раз не ругает. Ведь он не просил вас приводить его лошадь, а вы еще ее оседлали без позволения.

Барский отвернулся. Мы не успели посмеяться шутке, потому что с крыши многоэтажной мельницы нас обстрелял пулемет. Все бросились в сторону, прижались к стене той же мельницы. Огонь был плохо направлен, и потерь у нас не было.

Эскадроны и батарея пошли к югу, бросая Пологи и все деревни, которые мы так долго и с таким трудом держали.

– Прапорщик Мамонтов, – обратился ко мне полковник Шапиловский, – поезжайте посмотрите, не забыт ли кто на квартирах.

Я раскрыл было рот, чтобы сказать, что махновцы уже тут, но он повернул коня и уехал. Я остался в смятении на площади один-одинешенек.

Глупо ведь соваться самому в руки махновцам… Да еще одному. Надо посылать двух или трех… Но чувство долга заставило меня все же вернуться на нашу улицу. Не слезая, я стал стучать в окна. Нет ответа. Кругом наступила та тишина, которая предшествует появлению неприятеля и стрельбе.

К черту! Все, конечно, слышали стрельбу и ушли. Нельзя было не услышать. А я еще жить хочу.

Я повернул Гайчула и легкой рысью, чтобы не слишком привлекать внимание, пошел через площадь, пересек рельсы и отдалился от Полог. На мне был рваный и грязный полушубок, когда-то белый, и, вероятно, издали меня можно было принять за махновца. По мне не стреляли.

Три конных появились на кургане. Наши или махновцы? Вероятно, наши.

Я пошел наискось, приближаясь к ним, но имея возможность их обойти, если они окажутся махновцами. Вскоре я узнал лошадей и направился к ним.

Капитан Лукьянов, очень близорукий, навел на меня свой карабин.

– Вы с ума сошли! Это я, Мамонтов.

– А, хорошо, что вы крикнули, а я хотел уже стрелять. Откуда вы являетесь? Знаете новость? Солдаты, прибывшие из Франции, перебили своих офицеров и перешли к махновцам.

Мы пошли портить путь, чтобы их бронепоезд не мог нас преследовать.

Мы отошли в Токмак. Не думаю, что гвардейцы воевали против нас. Они годами были за границей и хотели просто разойтись по домам. Нас в Токмаке сменила пехота, не так хорошо выглядящая, как гвардейцы, но верная. А нас погрузили в поезд и повезли в каменноугольный Донецкий район на станцию Иловайскую.

В поезде

Длинный состав товарных вагонов медленно двигался по степи. Нас с кавалерией погрузили в Токмаке и повезли… Собственно, мы не знали, куда нас везут, и не очень интересовались. Конечно, везут сражаться куда-нибудь, но в данный момент мы себя хорошо чувствовали. Перевозка по железной дороге представляла для нас отдых, сменивший постоянные походы и бои. Нас предупредили, что возможно нападение махновцев, и велели быть начеку. Мы всегда были наготове, но никто на нас не нападал.

В вагоне стояли восемь лошадей, по четыре с каждой стороны, головами внутрь. Поводья привязываются к доске, которая вставляется перед головами лошадей. В середине остается пространство, где находится сено и есть место для нескольких людей. Лошади быстро привыкают и ведут себя спокойно, особенно если с ними находятся люди…

Колеса равномерно отбивали такт. В темноте не было видно говорящего, и поэтому сказанное приобретало абстрактный характер.

Почему большинство населения нам враждебно? Коммунизм идея новая, привлекательная для простых людей, а большевики ведут хорошую пропаганду… Вот, вот. С короткими понятными лозунгами. «Грабь награбленное» – кто может устоять против этого? А наша пропаганда сложна и непонятна мужику… Крестьянин отвернется от коммунизма, когда он его узнает. Он тугодум и, пожалуй, будет поздно – нас уже не будет, чтобы ему помочь… Нам вредит грабеж. Они ограбили мой дом. Не вижу, почему мне не ограбить их дом. Человечество создало только три моральных закона. Закон дикаря: «Я украл – это хорошо. У меня украли – это плохо». Прошло много времени, и Моисей дал свой закон: «Око за око». Логически и понятно. Еще прошли века и Христос сказал: «Любите ближнего». Очень высокий закон, – но малопонятный. Как можно любить сограждан или целый народ? Я могу любить тех, кого знаю, – соседей, родственников, знакомых. Любить за их положительные качества. А любить абстрактно целый народ, качества которого мне неизвестны, это, по-моему, просто чушь… Да, во время войны все законы перевернуты: убивай, делай как можно больше вреда и не говори правды… Закон Моисея более понятен, чем закон Христа. Вполне логично. Христос не носил формы, а Моисей все время воевал. Законы войны – циничны. Говорят, вот так допускается превратить вас в труп, а так считается некорректно. Ха-ха. Если уж война, то все способы хороши.

– Нужно различать, что полезно, а что нет. Раньше просто уничтожали население, а в современных войнах стараются привлечь население на свою сторону. Пропаганде придают большое значение.

Сплошное вранье и демагогия – ваша пропаганда. Я и не утверждаю противного. Пропаганда базируется на глупости и невежестве людей. Но не нужно забывать, что глупость самая большая сила в мире. Массы глупы и поддаются пропаганде. Вовсе не следует говорить правду, а повторить десять тысяч раз ложь, и массы примут ложь за правду. Это сказал Ленин, а он специалист по лжи и пропаганде. Революцию сделала ловкая пропаганда левых. Хм… Не все, что они говорили, было ложью. Правительство и царь наделали много глупостей. Вот видите, вы подпали пропаганде. Конечно, были ошибки, как везде, но не больше, чем во Франции или в Англии. Пропаганда же преувеличивала ошибки и замалчивала успехи. Получалось впечатление гнили. И напрасно. В общем дела шли совсем не так плохо. Россия развивалась гигантскими шагами. Собственно, чтобы остановить это развитие, Германия объявила нам войну. Через десяток лет Россия стала бы непобедима. Наши товары стали вытеснять немецкие товары с азиатских рынков…