Неужели мне так надоела спокойная жизнь и милые забавы, что я ссорюсь с лучшими друзьями из-за негодяев. Ведь будь я мужчиной, разве стала бы я ссориться с Анри? Так нет, ему мало дружбы, ему еще подавай мое тело, как будто мало вокруг других женщин, готовых повиснуть у него на шее по первому зову! Нет, Анри, все-таки я правильно поступила, указав тебе достойное место. Я обсохну, а ты вот на всю жизнь запятнал себя неподобающим поведением. Одно дело бросать любовниц, а другое — поднять руку на женщин. И если ты не одумаешься в ближайшие дни, не придешь извиниться передо мной, то нашей дружбе конец. Ее не спасет

Ничто, и у меня на одного врага станет больше.

Констанция, поняв, что собрать письмо будет невозможно, а если бы она его и смогла собрать, все равно прочесть его не удастся, зло скомкала мокрые клочки бумаги, присоединила к ним конверт и бросила на чадящие дрова в камин. Затем зло сорвала с себя ночную сорочку и даже не одевшись, распахнула дверь спальни.

Шарлотта ждала, когда ее позовут, прислонившись к стене.

— Сухую простынь, а потом одежду, — бросила она служанке.

И темнокожая девушка с радостью бросилась выполнять приказание своей госпожи.

— Ну что ж, — прошептала Констанция, — война виконту объявлена и теперь нужно вести себя осторожнее.

Злости виконта Лабрюйера не было границ. Он нещадно гнал своего коня, покрикивая на зазевавшихся прохожих. Те в последний момент успевали шарахнуться в сторону и посылали вдогонку виконту проклятья. Но того они только веселили.

Наконец он добрался до дома, бросил поводья выбежавшему на порог Жаку и зашел в дом. Верный охотничий пес тут же подбежал к своему хозяину и лизнул его в Руку. Эта собачья преданность немного смягчила душу виконта, и он приласкал пса.

— Вот уж никогда не знаешь, чего ждать от женщины, — пробормотал виконт, наливая себе вина.

Он не отрываясь выпил полкружки и только сейчас заметил, что его сапоги насквозь промокли и от них пахнет душистой солью.

Чтобы избавиться от ненавистного запаха, напоминавшего ему о предательстве Констанции, он снял сапоги и бросил их в коридор, чуть не угодив ими в некстати подоспевшего Жака.

— Что-нибудь случилось, хозяин?

— Да нет.

— Почистить?

— Просушить! — рявкнул Анри, удивляясь недогадливости своего слуги.

Жак замер в коридоре, разглядывая мокрые насквозь сапоги с каким-то странным запахом. Но приказание нужно было выполнять, и Жак спустился на кухню, где пристроил сапоги прямо на плите рядом с готовившимся жарким, из-за чего и поссорился с кухаркой.

А виконт Лабрюйер никак не мог успокоиться. Он понимал, что вся ненависть, которую он сейчас испытывает к Констанции — это не что иное как любовь, облеченная в другую форму. И так же виконт понимал, сколько он ни старайся, ему не завладеть телом Констанции. Ведь та никогда не поддается порыву чувств и слишком ценит свободу. И это раздражало виконта Лабрюйера более всего.

Ему не хотелось, чтобы хоть кто-то в мире был более свободен, чем он.

— Мне придется тебя наказать, Констанция, — пробормотал Анри, наливая себе вина. — Как, я еще не знаю, но обязательно придумаю, и ты сама попросишь у меня прощения, повиснешь у меня на шее. А я подумаю, целовать тебя или же наказать.

Вернулся Жак, чтобы доложить:

— Приказание исполнено!

За это он получил от виконта Лабрюйера поощрение в виде половины кружки вина.

— Там кто-то стучит! — послышался снизу голос кухарки и Жак, залпом допив угощение, отправился открывать дверь.

Посетитель оказался ему незнакомым, но в доме виконта бывало довольно много народу, и Жак на всякий случай не стал спрашивать пришедшего его имени лишь ограничился тем, что принял у молодого человека треуголку и плащ.

— К вам посетитель, хозяин, — выкрутился Жак, не зная как назвать гостя.

Молодой человек поправил свои непослушные курчавые волосы и шагнул в гостиную.

Виконт стоял у камина и грел руки. Он посмотрел на вошедшего, явно не в силах припомнить, видел ли он его вообще хоть когда-нибудь.

— Виконт Лабрюйер? — спросил молодой человек.

— Да, это я.

— Меня зовут Александр Шенье, — представился вошедший.

— К сожалению, нам не приходилось встречаться, — на всякий случай любезно улыбнулся виконт Лабрюйер.

Он мог ожидать от Констанции любого подвоха, ведь та уже могла рассказать молодому человеку о его похождениях с Колеттой и тот мог прийти, чтобы сводить счеты. А ссориться сегодня еще с кем-то, кроме Констанции, Анри страшно не хотелось. Но судя по выражению лица пришедшего, настроен он был дружелюбно.

— Я благодарен вам, виконт, за то, что вы передали мое письмо Колетте.

— О, не стоит благодарности, — воскликнул виконт, пытаясь припомнить, передавал ли он Колетте хоть что-нибудь.

Диктовать письмо, он ей диктовал, но передавать… Раз шевалье говорит, что передавал, значит так оно и есть.

— Это всего лишь дружеская услуга, — сказал Анри, — и вы бы на моем месте, шевалье, поступили точно так же.

— Да, но это было очень важно для меня, и я чрезвычайно благодарен.

После такого обмена любезностями стоило перейти к делу, и Анри вопросительно посмотрел на Александра. Тот немного замялся.

— Я понимаю, виконт, что не вправе просить вас еще об одной услуге, но мне необходимо передать Колетте еще одно письмо.

— Что ж, я к вашим услугам.

Александр Шенье вытащил из-за отворота камзола запечатанный конверт и протянул его виконту Лабрюйеру.

— Мне очень важно, виконт, чтобы оно попало к Колетте как можно скорее.

Виконт был рад хоть чем-то искупить свою вину перед молодым человеком.

— Я передам его сегодня же, можете не сомневаться, шевалье.

— Мадемуазель Аламбер столько мне говорила о вас, и вот нам довелось встретиться, — улыбнулся Александр.

— И как вам, шевалье, кажется, совпадает ли ее описание с увиденным?

— Я ожидал вас увидеть именно таким, виконт.

— Присаживайтесь, шевалье. Если хотите, я вам предложу вина, — и не дожидаясь согласия, Анри поставил перед Александром Шенье небольшую серебряную кружку и наполнил ее до половины. Затем немного плеснул и себе.

— Я думаю, шевалье, мадемуазель Дюамель напишет вам ответ, и я смогу передать его вам.

— Это было бы прекрасно! — отвечал Александр, поднося ко рту серебряную чашку.

«Так вот он каков, учитель, музыки, — подумал Анри, разглядывая своего гостя, — ничего не скажешь, красив, достаточно силен. Пройдет несколько лет, и он станет настоящим мужчиной.