Гарем совсем опустел, потому что женщины, от валиде и баш-кадины до простых рабынь, отправились, кто готовить невесту к свадебной церемонии, а кто просто поглазеть. Хуррем не полагалось быть там, хотя она очень хотела хоть бы посмотреть. Но не пошла не только потому, что лезть со своим большим животом слишком опасно, но и потому, что в 24-й день месяца раджаб 930 года хиджры (28 мая 1524 года) у нее с самого утра начались схватки! То ли она ошиблась и повитухи тоже, то ли ребенок намеревался родиться раньше срока, но у Хасеки Хуррем начались роды.

– Вах, госпожа! Нужно немедленно сообщить валиде-султан!

– Нет, ничего не нужно. Пусть свадьба идет своим чередом. Я Аллах!

– Инш Аллах! – Зейнаб уже принялась распоряжаться, чтобы принесли побольше горячей воды.

Они видели, как хочется рабыням тоже посмотреть на счастливую Хатидже, а потому Фатиме пришлось даже раздать несколько пощечин, чтобы привести рабынь в чувство:

– Ваша госпожа рожает, а вы куда-то в сторону смотрите?!

Хуррем тихонько заплакала, но не от боли, а от обиды. Даже здесь она позади. Ну почему роды начались именно в этот день, не вчера, не завтра, не через неделю. В результате вокруг нее остались только самые верные: Зейнаб, Фатима и Гюль с Марией.

Тужась, Хуррем стискивала кулачки и клялась себе, что станет главной женщиной гарема, станет во что бы то ни стало! Такой, легкое недомогание которой заставит прерваться любой праздник, а Повелителя сидеть у ее постели, а не в золотой карете рядом с сестрой на празднике!

Как она могла на такое рассчитывать, ведь не она мать первого шехзаде, у нее столько врагов, столько тех, кто говорит гадости, даже ни разу не видя и не слыша ее голоса, даже таких, кому она что-то пожертвовала, чем-то помогла… Почему? Потому что стала любимой женщиной Повелителя, не расталкивая других, никого не уничтожая, не губя ничьи жизни? Нужно было подкупать, злословить, делать гадости, а то и травить, убивать, клеветать? Тогда бы сплетни и слухи хоть были не зря.

На этой волне злости, обиды на всех, на свою судьбу, не позволившую ей просто любить мужчину, а ввергнувшую в ненависть и зависть гарема, где просто невозможно сохранить душу незапятнанной, заставившую сменить веру, забыть свое имя, свою родину, Хуррем родила быстро, хотя и довольно тяжело.

Сулейман сидел на празднике, ждал, пока произнесут все заготовленные поздравительные речи, пока поэты прочитают сочиненные ими стихи, среди которых не нашлось достойных, только слабое подражание былым поэтам, пока прозвучат все пожелания плодовитости и счастья молодым… Праздник казался бесконечным…

И вдруг…

Даже гром барабанов и голоса многочисленных зурн, приветственные возгласы гостей и шум на улице не смогли скрыть выстрела пушки на стене.

– Пушка?!

К поднявшемуся во весь рост султану подскочил присланный кизляр-агой евнух:

– Повелитель, Хасеки Хуррем Султан родила вам сына.

Точно так же, как пушечный выстрел пробился сквозь свадебный шум, этот тихий голос евнуха был услышан гостями.

Теперь поздравления слышались уже в его адрес.

Махидевран просто перекосило от злости:

– Нашла время рожать! Не могла до завтра дотерпеть, даже свадьбу Хатидже умудрилась испортить.

Валиде, видя счастливые глаза сына, тихонько возразила:

– Да ведь роды не ждут и не спрашивают, когда можно, а когда нет.

– Это она нарочно вызвала их сегодня!

Сам Сулейман гордо провозгласил:

– Сын Хасеки Хуррем, названный в честь моего прославленного прадеда Мехмеда Фатиха, уже есть, теперь нужно назвать в честь моего отца. Называю сына, рожденного Хасеки Хуррем, Селимом. А уж будет ли он Явузом или Хаяли (Мечтателем), покажет время. Бисмиллах!

Он снял с руки перстень с огромным рубином и протянул гонцу:

– Передай это в дар Хасеки. А это тебе, – в руку принесшего хорошую весть перекочевал еще один перстень поменьше. – А еще скажи, что я велю сделать ступеньки из золота, чтобы она могла садиться в седло, как она хотела.

Слова потонули в гуле одобрения, словно то, как станет султанша взбираться на коня, было самым важным.

Махидевран снова не сдержалась:

– Ступеньки ей из золота? Чтобы на шею Повелителю удобней взбираться!

– Замолчи, ты с ума сошла?! – Хафса стиснула руку Махидевран так, что остались следы пальцев.

Хорошо, что женщины сидели отдельно за решеткой, чтобы не быть видными мужчинам, но все слышать. Ажурная косая решетка позволяла видеть только силуэты и слышать их нежные голоса, волнуя воображение гостей.

Хафса молила Бога, чтобы Сулейман не слышал ничего из сказанного Махидевран, иначе завтра баш-кадина может вернуться в Летний дворец. Ей самой тоже вовсе не понравилось такое совпадение, но валиде понимала, что Хуррем не нарочно подгадала роды.

У несчастной Махидевран улыбка перекошена так, что остальные стараются в ее сторону не смотреть. Есть от чего кривиться, у Повелителя четвертый сын, у Хуррем уже третий… Сколько же эта сучка будет приносить потомство? И ведь какое живучее! Первый щенок грудь не брал, девчонка родилась до срока, этот, кажется, тоже, но прибежавшая из гарема рабыня подтвердила: да, Хуррем родила здоровенького мальчика. Махидевран едва не плакала. Она поняла бы султана, если бы соперница обладала выдающейся красотой, а так… Ведьма, не иначе.

Конечно, ведьма! – твердо решила для себя Махидевран. Сердце несчастной женщины обливалось кровью. Она вовсе не была злой или такой уж коварной и искренне любила султана, но провела рядом с ним совсем немного времени. Сначала между ней и Повелителем влезла наглая Гульфем, а потом вот эта зеленоглазая ведьма.

Молодая женщина, любившая и не так давно любимая, чувствовала себя ненужной и от этого несчастной. Махидевран сильно похудела, хотя и не стала гибким стебельком, каким была когда-то, она применяла разные средства, чтобы улучшить цвет лица и свою кожу, чтобы не допустить морщинки, тщательно следила за своим телом, чтобы на нем не было ни единой лишней волосинки, делала все, чтобы быть привлекательной. Темные глаза баш-кадины сверкали, встречаясь с глазами Повелителя, светились радостью, стоило ей увидеть Сулеймана…

Но все напрасно, его сердце похитила эта ведьма…

Что оставалось Махидевран? Только бороться за свою власть в гареме, за то, чтобы ее сын стал следующим султаном, чтобы проклятая ведьма не внушила Повелителю мысль сделать шехзаде ее щенка. Да-да, Махидевран уже боялась даже этого.

Но у нее оставалась надежда, что Хуррем все же надоест Повелителю, баш-кадина уже не надеялась вернуться в спальню султана, она хотела только того, чтобы из этой спальни ушла соперница. Пусть там будет кто угодно другой, только не эта Хуррем!

Подумав об этом, Махидевран даже обернулась к валиде, но прикусила язык, не время сейчас о таком. Валиде заметила ее порыв, как и то, что невестка сдержала себя. Мысленно похвалила Махидевран за сдержанность, не время проявлять к Хуррем какую-то злобу, Повелитель счастлив не только свадьбой сестры и любимого друга, но и рождением еще одного сына. Всему свое время, спадет с глаз Повелителя пелена, и Хуррем не вечна в его спальне.