На это Шеин не нашелся что ответить. Будь он богословом, наверняка изыскал бы кучу аргументов, но Антон, хоть его и крестили в православной вере, в церковь ходил редко, а потому не разбирался в таких вопросах – Досифей явно и больше был информирован и имел гораздо лучше подвешенный язык.

– У нас к вам еще вопрос, – сказала между тем Алла. – Вы знакомы с этими людьми?

И она протянула бородачу листок с именами и фамилиями фигурантов дела о пропавших гражданах.

Досифей пробежал глазами список и ответил:

– Понимаете, я знаю всех по именам, а фамилии мне ни о чем не говорят. Кроме того, некоторые предпочитают пользоваться именами, данными им при крещении, поэтому лучше спросить Марфу, ведь это она занимается у нас регистрацией вновь прибывших… Евгений, сынок, подойди-ка сюда!

Молодой человек, явно пытавшийся незаметно проскользнуть мимо к выходу, заколебался на мгновение, но выполнил просьбу «батюшки». Подняв глаза, Алла едва не вскрикнула от неожиданности: перед ней стоял никто иной как Артем Князев! На нем были льняные брюки и просторная белая рубаха, но Алла, хоть и встречала парня всего единожды, ни за что не забыла бы его лицо. Сейчас оно не выражало ничего, кроме покорности и желания услужить.

– Найди-ка мне Марфу, ладно? – сказал ему Досифей. – И еще, – добавил он. – Покажите Жене фото вашего пропавшего Олега Князева, ладно? Вы же все равно хотели опросить членов общины!

Алла достала телефон и продемонстрировала племяннику снимок его родного дяди. Ни один мускул не дрогнул на лице молодого человека.

– Кто это? – спросил он равнодушно.

– Люди из следственного комитета утверждают, будто он был здесь. Ты его видел?

Артем покачал головой. Если бы Алла не была на сто процентов уверена, что это – сын Мономаха, она могла бы предположить, что у парня есть брат-близнец, который был потерян в детстве и вырос в другой семье, не зная ни отца, ни Олега.

– Его убили, говорят, – пояснил Досифей, качая головой.

– Очень жаль! – ответил парень. – Да упокоится он с миром!

– Аминь, аминь, – закивал Досифей, продолжая поглаживать роскошную бороду. – Ну, ступай, сынок, и приведи Марфу поскорее!

– Скажите, – обратился Антон к Досифею, – есть в вашей общине гараж?

– Конечно! – ответил тот. – А как же, ведь мы занимаемся сельским хозяйством и ремеслами, а все это нужно продавать. Соответственно, необходимость в транспорте есть, вот мы и держим несколько автомобилей.

– А есть ли среди них черный внедорожник с металлической защитной дугой спереди?

– С кенгурятником? Нет, нет у нас такого. Есть два микроавтобуса, три грузовичка и… и одна представительская машина.

– И такая есть? – подавив ухмылку, пробормотал Шеин.

– Естественно, ведь наша община должна быть представлена как следует светскому обществу! И я, и некоторые наши прихожане высшего звена занимаются просветительской деятельностью и привлечением новых членов…

– То есть вербовкой, так? Это если человеческим языком.

Досифей собирался возразить, но в этот момент в трапезную вошел Артем, именующий себя Евгением, в сопровождении огромной бабищи. Хотя, пожалуй, правильнее было сказать, что это он ее сопровождал, потому что столь колоритная фигура являлась абсолютно самодостаточной! У Аллы при взгляде на нее широко распахнулись глаза: Марфа, казалось, заполнила собой все пространство вокруг, хотя трапезная отнюдь не была маленьким помещением. Конечно, на борца сумо она не тянула, но вполне могла сойти за одну из дам, занимающихся ММА[9]. В ней было, наверное, не меньше ста восьмидесяти сантиметров роста, около ста кило веса, а ее ручищи с закатанными до локтей рукавами походили на толстые стволы тополя. Лицо Марфы, в отличие от Досифея, не излучало доброжелательность, она выглядела хмурой и словно безмолвно спрашивала: ну и какого черта вы оторвали меня от важных и неотложных дел?! Меньше всего она походила на искренне верующего человека – скорее, на торговку мясом или прораба на стройке.

– Чего звали-то, батюшка? – голос вновь прибывшей сильно диссонировал с внешним видом: он оказался тонким и пронзительным, как комариный писк, и от этого весь облик Марфы показался еще менее привлекательным – если такое вообще возможно себе представить.

– Знакомы ли тебе эти имена? – спросил Досифей, передавая ей листок.

Женщина быстро пробежала список глазами и кивнула.

– Наши люди. А что случилось?

– Я хочу попросить тебя, милая, отыскать людей из списка и собрать их здесь. Сможешь сделать это побыстрее?

«Милая» снова кивнула, проигнорировав тот факт, что Досифей не ответил на ее вопрос – скорее всего, она привыкла подчиняться, не вдаваясь в подробности.

– Мы хотели побеседовать с ними наедине, – предупредил Шеин.

– Нисколько не возражаю, – пожал плечами Досифей. – Понимаю, вы опасаетесь моего влияния, но, уверяю вас, все находятся в общине добровольно и могут уйти в любой момент!

«Да, только вот куда, интересно, если жилплощадь продана, а все имевшиеся сбережения переданы «на нужды общины»?! – пронеслось в голове у Аллы. Разумеется, вслух она этого не произнесла.

– Пока мы ожидаем, – сказала она вместо этого, обращаясь к Досифею и одновременно провожая глазами спину Марфы, почти такую же широкую, как дверной проем, – не покажете ли вы свои владения?

– Бог с вами, какие же они мои? – всплеснул руками Досифей. – Все здесь – наше, общее! Но я, конечно, с удовольствием это сделаю, чтобы вы могли лично убедиться в том, что ничего противозаконного мы здесь не совершаем!

– А еще нам бы хотелось увидеть гараж, – вставил Антон.

– Я покажу вам все, чем мы богаты – любуйтесь на здоровье!

* * *

Мономах медленно брел по лесу путем, который доходчиво объяснил ему Африканыч. Он ловил себя на мысли, что давным-давно никуда не ходил вот так, не торопясь, не думая о работе, о своих обязанностях перед пациентами и начальством. Можно было бы представить, что он в отпуске, но то, что произошло с Олегом, не давало ему покоя и об отдыхе не шло и речи! Однако сейчас Мономах оказался как никогда близок к тому, чтобы в это поверить. Тропинка вилась меж высоких сосен, в вышине носились стрижи. Раннее утро – самое время для охоты на «небесный планктон»! Воздух был напоен ароматами сосновой смолы, покрытой росой травы и лесных цветов вперемежку с запахом расположенного неподалеку болота (Африканыч строго-настрого запретил Мономаху сходить с тропы: пусть и не Гримпенская трясина, а затянет как надо!

Он сделал шаг, и буквально из-под его ног вырвалось красно-коричневое облако бабочек – «павлиний глаз», самые красивые насекомые средней полосы! Мономах застыл в восхищении: такую картину можно ожидать увидеть где-нибудь в Южной Америке, но не здесь, в Ленинградской области. Бабочки порхали в воздухе над полянкой, со всех сторон окруженной соснами и елями, словно резвясь в замысловатом танце. Они как будто совсем не боялись человека, потревожившего их покой, – им было все равно. Отмерев, Мономах двинулся дальше с большой осторожностью, глядя под ноги, чтобы ненароком не раздавить насекомых, которые так красиво летают и так недолго живут. Его всегда огорчала мысль о короткой жизни бабочек – от двух до трех недель. У них так мало времени, чтобы насладиться жизнью, ощутить ее полноту, вывести потомство и раствориться в вечности… Что характерно, краткий век комаров и слепней не столь сильно печалил Мономаха, но бабочки – другое дело. Как и все, что делает жизнь неповторимой и невыразимо прекрасной, они недолговечны. Может, поэтому люди издревле так ценят красоту?