– Как же это, Володя… почему вы это для меня сделаете?

– Потому что могу. Я заведую профильным отделением в городской больнице, поэтому имею кое-какие возможности. Поверьте, нет никакого подвоха: я сделаю вам операцию сначала на одном колене, а через полгода на другом. А на днях съезжу в город и привезу ферматрон. Конечно, вводить его в нестерильных условиях – не самая лучшая идея, но в нашем случае это допускается. Согласны?

– Согласна, конечно, согласна! Только вот неправильно, что вы денег не берете: у меня есть «похоронные», семьдесят тысяч…

– Оставьте их себе – еще пригодятся, – снова перебил Мономах. – Вы можете прожить еще долго, а операция намного улучшит качество вашей жизни! Сейчас мне пора возвращаться… Аграфена Львовна, могу я задать вам вопрос?

– Любой задавай!

– Вы давно тут живете?

– Так лет сорок почитай. А что?

– Не знаете, что за женщина может бродить в лесу по вечерам? Для грибов и ягод еще рано, да и время такое… не для хождения по лесу, короче говоря.

– Вы… видели в лесу женщину? – уточнила старушка. – Поздно?

Он подтвердил свои слова кивком.

– Что она делала?

– Прогнала кабана.

– Что?!

– Ну, там кабан был, выскочил из кустов прямо на меня, понимаете? Я, честно говоря, сдрейфил, не знал, что делать. А тут – она. Не знаю, откуда появилась, но кабана прогнала.

– Прогнала, говорите… А она что-нибудь сказала? Ну, женщина?

– Сказала: «Уходи!»

– И что, он ушел?

– Да.

– А она?

– Я на кабана смотрел, потом повернулся, а ее и след простыл! Я даже решил… – Мономах осекся, побоявшись произнести вслух то, о чем подумал в тот момент.

– Вы решили, что она – привидение? – сказала за него Аграфена.

Мономах молча кивнул. Пожилая женщина откинулась на подушку и смежила веки. Он подумал было, что боль и разговор с ним утомили ее и она решила вздремнуть, однако Аграфена снова открыла глаза, и взгляд ее был ясен.

– Есть одна легенда… не знаю даже, может, и правда?

– Что правда?

– Рассказывали, что раньше здесь неподалеку усадьба стояла, аккурат там, где была звероферма, знаете? И жил в той усадьбе молодой помещик. Был он смазливый, но порочный – каждая девка в округе у него в руках побывала, и только Бог знает, сколько незаконнорожденных детей росло по соседству! А в церкви… знаете, тут ведь стояла она, красивая такая, хоть и небольшая, – служил батюшка, и была у него дочка-красавица. Все соседские парни на нее заглядывались, да вот только она ни на кого не смотрела, потому что готовилась стать монахиней. А барин тот, помещик-то, положил на нее глаз. И так он к ней, и этак, а она – ни в какую! И все же однажды девушка сдалась. Она искренне влюбилась в барина и по наивности своей надеялась, что он на ней женится. Вскоре выяснилось, что она ждет ребенка, но барчуку это оказалось не нужно: он уже был помолвлен с дочкой соседского помещика. Опасаясь, что обесчещенная дочь священника предаст огласке его деяния, он убил ее и спрятал тело. Местная полиция не слишком усердствовала, хотя, говорят, у преступления был свидетель. Батюшка до генерал-губернатора дошел: он имел влиятельных друзей, и они помогли ему заручиться поддержкой тех, от кого многое зависело. И все же так как обнаружить тело не удалось, а свидетель куда-то пропал, помещик избежал наказания. Он благополучно женился на соседке и зажил, как раньше, бесчестя девиц по всей округе. Через год, возвращаясь из Санкт-Петербурга, где у него имелась замужняя любовница, барин утонул в болоте – там, где, по слухам, он спрятал труп убитой дочери священника. А ее дух с тех пор бродит по округе, не находя упокоения, ведь девушка была набожной, а умерла без покаяния… Кстати, усадьбу сожгли дотла сразу после революции, как только сюда дошла новость об отречении царя.

Мономах зачарованно слушал, умом понимая, что в лесу ему вряд ли встретилась поповская дочка: его спасительнице явно за тридцать, а то и за тридцать пять, да и красавицей ее не назовешь. И все же история завораживала, как и все, что связано с мистикой и преступлением. Когда Аграфена закончила свой рассказ, он откашлялся и покачал головой:

– Не думаю, что это был дух… В смысле, женщина, прогнавшая кабана, намного старше девицы, описанной в вашей легенде, да и не выглядела она похожей на привидение – вполне себе живая!

– Что ж, – вздохнула старушка, – тогда, возможно, это кто-то из общины… Правда, насколько мне известно, им не разрешается выходить за ворота после отбоя. В целях безопасности: болота ведь и впрямь здесь глубокие, да и зверья всякого полно… И четвероногого, и двуногого.

– Значит, поблизости больше никто не живет?

Аграфена отрицательно помотала головой.

– А от места того, Володя, вы лучше подальше держитесь.

– От болота?

– От фермы.

– Почему?

– Плохое там место, гиблое. Оно долго пустым стояло, а в семидесятые там решили звероферму построить. Когда деревня еще жива была, старожилы говорили, что не нужно этого делать, но, с другой стороны, все понимали, что людям необходима работа. Почти все там и трудились.

– И вы?

– Нет, я, милый мой, заведовала библиотекой в райцентре. Когда на пенсию вышла, после перестройки этой треклятой, фермы уже не было – закрылась она в девяностые. Тогда же и деревня вымирать стала. И когда новый миллионер решил возобновить звероводческий бизнес, не пошло дело: его предупреждали, но он не поверил, а зря… Так что, сынок, ты в ту сторону лучше не ходи: гиблое место!

* * *

Возвращаясь в город, Алла и Антон обсуждали увиденное в общине. Оба находились под впечатлением: похоже, дела в ней идут замечательно, и «отец» Досифей – действительно талантливый руководитель. Конечно, в его идее нет ничего нового, однако создать поселение наподобие израильских кибуцев – дело не из легких, особенно когда начинаешь с нуля! Досифей с гордостью продемонстрировал им ферму, конюшню, картофельное поле, показавшееся Алле бескрайним, а также гараж, в котором, как он и предупреждал, не оказалось никакого внедорожника. Досифей также показал незваным гостям один из бараков, где проживали мужчины. Впрочем, бараком удобные деревенские дома можно назвать лишь с натяжкой: в них было уютно и удобно. Семейные пары проживали отдельно: когда создавалась семья, все поселение помогало молодоженам строить новое жилище.

– Ну, и чего мы добились? – спросил Аллу Антон, осторожно ведя машину по ухабистой дороге: та, что тянулась непосредственно к общине, закончилась, и ехать было уже не так приятно. – Судя по всему, наши потеряшки находятся в секте по собственной воле! Получается, тут мы ничего поделать не можем?

– Не можем, – согласилась со вздохом Алла. Беседа с каждым человеком из списка велась в индивидуальном порядке, поэтому никто не мог повлиять на других в процессе разговора, однако они твердили одно: всем довольны, счастливы и живут в согласии с собой и окружающим миром.