Любопытно, что поражение, ставшее неожиданным для царя и его окружения, многие восприняли как вполне закономерный финал. «При том соотношении сил, которое существовало между обеими эскадрами, при тех преимуществах, которые предоставляли для японского флота условия битвы в знаковом и очень хорошо исследованном море, подобный исход боя не кажется совершенно неожиданным», – писали те же «Русские ведомости». Более того, многие публицисты и журналисты прямо намекали на главного виновника катастрофы – царя.

После этого даже глупым обывателям стало ясно, что война проиграна. «Новая потрясающая катастрофа! – писал „Нижегородский листок“. – Итак, свыше полумиллиона молодых рабочих сил, вся маньчжурская дорога, Порт-Артур, г. Дальний, полтора или два миллиарда наличных денег, три эскадры, т. е. почти вся наша морская сила, престиж – всё… Всё, что воздвигалось веками, что сооружалось за счет крови и пота народных масс, что накопилось как грандиозный результат незаметного великого русского старотерпца, – всё это ушло в бездну, всё это либо погибло, либо отошло к врагу».

Цусима окончательно дала понять, что продолжение войны приведет лишь к новым жертвам и непомерным затратам. Ни о какой победе речи быть не могло. К тому же в стране нарастали социально-экономические трудности, народ больше не хотел терпеть тяготы бессмысленной войны. «Не о победах нам надо мечтать, а об оставлении всяких попыток к авантюрам на Дальнем Востоке, о сосредоточении всех сил на нашем внутреннем возрождении и устроении, на поставлении русского народа в такие условия, при которых сий мог бы проявить, наконец, свои силы, преобразовать свои законодательные и исполнительные органы, устранить всё то, что его гнетет…» – писала пресса.

Впрочем, поняли это не все. «Решено продолжать войну во что бы то ни стало до последней крайности, – сообщали „Биржевые ведомости“. – Ежедневно в Маньчжурию отправляются 22 военных поезда. Решено в один месяц перебросить в Маньчжурию 200 тыс. человек… В Морском министерстве обсуждается проект сооружения нового русского флота. В 3 года будет построено 8 броненосцев, 5 крейсеров, 60 минных крейсеров, 10 эскадренных миноносцев для береговой обороны и 60 подводных лодок. Кроме того, будет построено 14 транспортных судов и 80 канонерских лодок». Но в тот момент эти бредовые наполеоновские, точнее нельсоновские, планы уже ни на кого не произвели впечатления.

Кстати, японцы, несмотря на громкие победы, тоже настраивались на длительную войну. «О мире слишком рано говорить, – заявил японский посланник в Вашингтоне Такагира американским корреспондентам. – России надо дать время подумать. Когда она одумается, может быть, и явится надежда на мир. Пока не вижу никакой. В Японии тоже поубавилось желание мира. Япония боится. Что внутренняя неурядица в России слишком велика, и она теперь не обладает достаточной устойчивостью, чтобы выполнять свои обязательства. При таких обстоятельствах не невозможно, что Япония потребует международных гарантий, прежде чем заключить окончательный мир». Японцы считали, что Российская империя разваливается, поэтому другие великие державы должны поручиться за ее правительство, прежде чем оно подпишет какой-либо договор.

А вот народ, даже крестьяне однозначно выступали за прекращение войны. Согласно социологическим исследованиям, проведенным статистическим отделением Московского земства, уже в начале 1905 года, до Цусимы, всего 10% респондентов высказывались в военно-патриотическом духе и были готовы по приказу царя-батюшки идти на войну! 19% относились к войне с равнодушием и не придавали ей особого значения. Мол, жизнь идет своим чередом… Наибольшее число опрошенных – 54% заявляли, что «тяготятся войной» и были бы рады видеть ее окончание. Еще 30% выражали резкое недовольство войной и высказывались за скорейшее заключение мира и даже капитуляцию перед Японией. Дескать, плохая песня лучше хорошей брани!

«Народ относится к войне сочувственно, но сочувствие, вследствие узости в развитии, выражается в странной форме, – писал земский корреспондент крестьянин Пашук. – Сначала все население было уверено в скорой победе над врагом, но теперь, вследствие успехов противника, народ инстинктивно чувствует какой-то у нас недостаток и часто вслух хвалит врага: значит, у них сила порядочная, коли всё наших бьют». «Замечается сильный упадок духа, – сетовал другой крестьянин П. А. Тузов. – Говорят, что дела не веселят, проживаем то, что было, а дальше, вероятно, придется голодать. Да и сама война не вызывает сочувствия населения. Ни один призываемый не шел с охотой. Старожилы говорят, что в турецкую кампанию (1877–1878 гг. – Авт.) было лучше, тогда шли охотнее». «Народ унывно переживает настоящее время, до него доходят слухи о неудачах на войне и беспорядках в Петербурге, и ему хочется знать, чего там требовали – какого права или безумничали», – писал крестьянин Вьюгин из Можайского уезда. «Мой взгляд на жизнь местного населения таков, как будто человек шел по дороге и вдруг остановился в недоумении, куда ему идти – шагать ли вперед или повернуть назад», – сообщал корреспондент из Коломенского уезда[23].

Наиболее распространенными стали суждения, что война ведется «неизвестно из-за чего» и при этом требует огромных жертв, что из-за войны народ терпит притеснения и несправедливость. Народ постепенно утрачивал веру в могущество России и считал, что в будущем ее ждут еще более худшие поражения. Это уникальное социологическое исследование ценно тем, что и спустя 10 лет все эти настроения повторятся снова, только в более сильной форме. Мол, снова война «неизвестно из-за чего», снова огромные жертвы и снова никакого могущества!

Однако не только Цусимское сражение стало главной сенсацией того времени! 24 мая, то есть за три дня до гибели эскадры, на противоположном конце огромной империи, в Варшаве внезапно вспыхнули массовые беспорядки. В принципе, с учетом особенностей той поры, подобные новости никого не удивляли. Но данное событие все же поразило даже равнодушных!

«В Варшаве 24-го вечером в разных частях города произошли кровавые расправы с сутенерами и содержателями тайных домов терпимости, – писали газеты. – Расправы происходили на улицах, возле притонов, служащих местом сборищ сутенеров, их наблюдательным пунктом, откуда они следят за уличными проститутками. Сутенеры, собравшиеся по обыкновению вечером в этих притонах, были застигнуты врасплох явившимися туда евреями-рабочими. Часть спаслась бегством. Над остальными эксплуататорами проституток рабочими была учинена ножевая расправа. Шестеро убиты на месте. Пытаясь спастись от преследования, один сутенер вскочил на проезжавший вагон конки. Его, однако, оттуда вытащили и поранили». Затем побоище распространилось на остальные районы города.

Любопытно, что евреи-рабочие расправлялись исключительно со своими единоверцами – евреями-сутенерами! Фактически это был еврейский погром, организованный самими евреями, – уникальный случай в истории.

Причиной тому был настоящий сутенерский беспредел, царивший в самой западной провинции империи в начале XX века. При попустительстве царского правительства Варшава стала чуть ли не европейской столицей разврата, куда за дешевыми развлечениями ехали мужики со всего континента. Организаторами развратного бизнеса во многих случаях были евреи. Что не могло не вызывать возмущения у их единоверцев-пролетариев! К тому же методы вербовки девушек перешли все мыслимые и немыслимые границы приличия. Дошло до того, что эти негодяи, узнав, что у какого-нибудь бедняка есть красивая дочь или жена, являлись к нему домой и предлагали продать их в притон. А возмущенных родственников открыто угрожали зарезать. Кроме того, сутенеры вели агитацию на фабриках и заводах, под видом влюбленных соблазняли безработных женщин и их дочерей, а потом склоняли их к занятию проституцией. Некоторых жертв и вовсе похищали, увозили в дома терпимости насильно. В общем, орудовала настоящая бордельная мафия.