«Вотчинный государь» и его «холопы»

Едва ли кто из образованных русских людей XVI века столь часто и подробно высказывался о характере царской власти, как сам государь Иван Васильевич. При этом он ссылался на авторитет Священного писания и отцов церкви, опирался на хорошо им усвоенное учение Иосифа Волоцкого и использовал ряд привычных понятий, но давал им такую оригинальную трактовку и делал настолько радикальные выводы, что нарисованный им образ российского самодержавия несет на себе явный отпечаток его личности и, вопреки сложившейся практике, не может служить иллюстрацией общепринятых политических представлений той эпохи.

Требуя беспрекословного повиновения своей воле, царь в первую очередь ссылался на известные слова апостола Павла (из Послания римлянам, 13: 1–2): «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога Посему противящийся власти противится Божию установлению». Отсюда Грозный выводил следующий силлогизм: «Смотри же сего и разумей, — писал он Андрею Курбскому, — яко противляяйся (противящийся. — М. К.) власти Богу противится, аще убо кто Богу противится, — сей отступник именуется, еже убо горчайшее согрешение». Так под пером державного полемиста политическое преступление — неповиновение светским властям — превращалось в тяжкий грех богоотступничества.

Наряду с богословскими аргументами царь использовал понятия, которые к описываемому времени перешли из хозяйственно-бытовой сферы в политико-правовую: «вотчина», «государь», «холоп».

Уже дед Грозного, Иван III, называл своей «вотчиной», т. е. наследственным достоянием, Новгородскую землю во время конфликта с вечевой республикой, а затем и древнерусские города, входившие тогда в состав Великого княжества Литовского. В том же значении слово «вотчина» использовалось и впоследствии для обоснования территориальных притязаний московских государей — вспомним, к примеру, собор 1566 года о войне или мире с Польшей и Литвой, все участники которого единодушно называли Ливонию «вотчиной» русского царя. Но Иван Васильевич нашел еще одно применение этому понятию — он последовательно отстаивал своего рода местнический принцип, согласно которому «вотчинный», т. е. наследственный, государь занимал более высокое место в иерархии правителей, чем выборный.

Так, шведскому королю Юхану III царь выговаривал в 1573 году:

Ирония Ивана Васильевича имела под собой некоторые основания: действительно, отец Юхана — Густав Ваза, основатель новой династии, был дворянином, избранным в 1523 году на шведский престол.

«А то правда истинная, а не ложь, — продолжал издеваться царь, — что ты мужичей род, а не государьской». И далее:

Но даже Сигизмунда II Августа, который бесспорно принадлежал к королевскому роду (он был последним из династии Ягеллонов, правившей в Литве и Польше с конца XIV века), царь Иван не считал себе ровней, похваляясь большей древностью и знатностью своего рода, восходившего якобы (согласно родословной легенде, сочиненной в начале XVI века при московском дворе) к самому римскому императору Августу, а особенно тем, что все царские предки будто бы были самодержцами. В послании Сигизмунду II, написанном от имени князя М. И. Воротынского, но по приказу Грозного, «волное царское самодержство» гордо противопоставлялось соседнему «убогому королевству», поскольку-де

На основе приведенной генеалогической «справки» делается неутешительный для короля вывод: «Ино потому ты своим паном и послушен, что есте не коренные государи». То ли дело предки Ивана Грозного — все они, как и он сам, государи-самодержцы,

Та же «вотчинная» терминология использовалась певцом «вольного самодержавства» и при описании отношений со своими подданными. «А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же», — так Грозный ответил Курбскому на брошенное ему беглым боярином обвинение в казнях и расправах, учиненных над воеводами и иными приближенными царя.