– У кого вы взяли зелье? – теперь вопрос задал врач.

Ноэми смотрела на них, по-прежнему сжимая рукой сиденье.

– Мне стоит пощечиной сбить это неуважительное выражение с вашего лица, – сузила глаза Флоренс и шагнула вперед.

Ноэми подумала, что та действительно осуществит свою угрозу. В эту минуту зашел Вирджиль.

– Если бы вы посмотрели моего отца, доктор Камминз, я был бы вам признателен. Весь этот шум взволновал его, – сказал он; голос звучал прохладно.

Он подошел к шкафчику с напитками, словно собирался выпить.

– Да, конечно, – кивнул врач.

– Флоренс, тебе лучше пойти с доктором. А ты, Фрэнсис, иди к себе. Я хочу поговорить с Ноэми наедине.

– Я не… – начала Флоренс.

– Я хочу побыть с ней наедине, – повторил Вирджиль. Гладкий шелк его голоса превратился в наждачную бумагу.

Флоренс покинула комнату в мрачном молчании, за ней вышел Камминз. Фрэнсис, уходя последним, бросил на Ноэми встревоженный взгляд.

Вирджиль достал пузатую бутылку, наполнил бокал, задумчиво покрутил его, потом сел на диван к Ноэми. При этом его нога коснулась ее.

– Каталина когда-то говорила мне, что у вас очень сильная воля, но до этого момента я не осознавал насколько, – сказал он, опуская бокал на подлокотник. – Ваша кузина слаба, а у вас есть характер.

Он говорил так беспечно, что Ноэми поежилась. Казалось, для него это игра, в то время как она не находила себе места.

– Проявите хоть немного уважения, – сказала она.

– Думаю, кто-то другой должен проявлять уважение. Это мой дом.

– Мне жаль.

– Совсем вам не жаль.

Ноэми не могла прочитать выражение его лица. Возможно, на нем было написано презрение.

– Мне действительно жаль! Но я пыталась помочь Каталине.

– Странный у вас способ помогать. Как вы вообще смеете постоянно расстраивать мою жену?

– Что вы имеете в виду под «постоянно расстраивать»? Она рада меня видеть, сама так сказала.

– Вы приводите к ней незнакомых мужчин, а потом приносите яд.

– О, ради бога, – сказала девушка, вставая.

Он схватил ее за запястье и рывком усадил обратно. Это было забинтованное запястье. Кожу обожгло, и Ноэми поморщилась.

Вирджиль потянул за рукав, посмотрел на бинт и ухмыльнулся.

– Отпустите.

– Работа доктора Камарильо, полагаю? Как и настойка? Это он ее приготовил?

– Не касайтесь меня!

Но он еще крепче сжал ее руку. Если Говард был похож на насекомое, а Флоренс на насекомоядное растение, то Вирджиль Дойл был хищником, возглавляющим пищевую цепочку.

– Флоренс права. Вы заслуживаете пощечины и нескольких хороших уроков, – сказал он.

– Если кто-то и получит пощечину в этой комнате, уверяю вас, это буду не я.

Вирджиль запрокинул голову и громко рассмеялся, потом поднял бокал; несколько капель темного ликера упало на обивку, пятна были похожи на кровь. Наконец он отпустил ее.

– Вы безумны, – сказала Ноэми, потирая запястье.

– Я безумен от волнения, – ответил он, залпом осушил бокал и бросил на пол.

Тот не разбился, а покатился по ковру. «Ну и что, если бы разбился? – подумала Ноэми. – Это его бокал. Он мог разбить его, если б хотел. Как и все в доме».

– Думаете, вы одна беспокоитесь о Каталине? – Вирджиль положил руки между коленей и устремил взгляд на бокал. – Наверное, да, так и думаете. Когда Каталина писала семье, вы наверняка подумали: «О, наконец-то мы сможем забрать ее у этого неприятного человека!» А сейчас вы, должно быть, думаете: «Так и знала, что он плохой». Вашему отцу уж точно не понравился бы такой жених Каталины. Дело не в моих качествах.

Если б шахты были открыты, он был бы рад выдать Каталину за меня. О, я был бы достоин. Он бы не считал меня незначительным. Наверное, его здорово раздражает, как, кстати, и вас, что Каталина выбрала меня. Ну, я не охотник за приданым. Я – Дойл. Неплохо бы вам это запомнить.

– Не знаю, зачем вы это говорите…

– Потому что вы считаете меня настолько никчемным, что сами пошли и дали лекарство Каталине. Вы решили, что я о ней не забочусь должным образом и нужно за моей спиной засовывать ей в рот всякую дрянь. Неужели вы думали, мы не заметим? Напрасно. Мы знаем обо всем, что творится в доме.

– Она сама попросила это лекарство. Я уже сказала Флоренс и доктору, что не ожидала такого.

– Вы многого не знаете, но ведете себя так, словно знаете все. Вы избалованный ребенок, и вы сделали плохо моей жене.

Вирджиль встал, поднял бокал и поставил его на каминную полку.

Ноэми ощущала в сердце огонь гнева и стыда. Ей не нравилось, как он говорил с ней, не нравился весь этот разговор. Но разве она не поступила глупо? Не заслужила упрек? Она вспомнила перекошенное лицо Каталины и почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы.

Наверное, Вирджиль заметил ее смятение, а может, исчерпал порцию упреков, потому что его голос слегка дрогнул:

– Вы чуть не сделали меня вдовцом сегодня, Ноэми. Простите, если я был не особо вежлив. А теперь, извините, мне пора в постель. Это был долгий день.

Он и правда выглядел уставшим. Голубые глаза казались ярче обычного, словно от внезапного жара. Ноэми почувствовала себя еще хуже.

– Но перед тем как уйти, я должен попросить вас больше не приносить никакой дряни в этот дом. Оставьте медицинскую заботу о Каталине доктору Камминзу. Вы меня слушаете?

– Да, – кивнула Ноэми.

– Вы подчинитесь этому простому указанию?

Ноэми сжала пальцы.

– Да, – ответила она, чувствуя себя ребенком.

Вирджиль подошел ближе, внимательно посмотрел на нее, словно пытаясь найти ложь в ее глазах. Ей захотелось съежиться под его пристальным взглядом, он как будто препарировал ее.

– Что же, спасибо. Вы многого не можете понять, Ноэми. Но поймите, наконец, что благополучие Каталины для нас очень важно. Вы навредили ей и тем самым навредили мне.

Ноэми отвернулась. Она думала, что он уйдет, но Вирджиль медлил. Лишь спустя вечность – по ее ощущениям – он покинул комнату.

В каком-то смысле все сны предвещают события, но некоторые больше других.

Ноэми обвела слово «сны» карандашом. Ей нравилось читать серьезные тексты, нравилось делать заметки на полях книг, нравилось разбираться во всем этом. Но не сейчас. Сейчас она не могла сосредоточиться.

Девушка опустила подбородок на тыльную сторону ладони и засунула карандаш в рот.