— Да она просто ломака, хочет изобразить из себя важную особу. Что ей еще нужно, чем для нее не пара этот ученый юноша?

— Так ведь он бедный…

— Брак по расчету не приносит счастья. Такой хороший молодой человек, такой начитанный, даже стихи сочиняет…

Подходя к церкви, Жозуэ умерял свой торопливый шаг и снимал шляпу, низко кланяясь старым девам.

— Такой воспитанный. Такой изысканный…

— Но у него слабая грудь…

— Доктор Плинио сказал, что легкие у него в порядке. Просто он хрупкий.

— Кривляка она, и больше ничего. А все потому, что у нее смазливое личико и у отца много денег. А юноша, несчастный, так страдает… — Из плоской груди старой девы вырывался вздох.

Сопровождаемый доброжелательными замечаниями старых дев и насмешками посетителей бара, Жозуэ приближался к окну Глории. Он шел, чтобы увидеть прекрасную и холодную Малвину. Ради нее он каждый вечер совершал эту прогулку медленным шагом с книгою стихов в руках. Но мимоходом его вдохновенный взгляд останавливался на пышной, высокой груди Глории, покоившейся на подоконнике, как на голубом подносе. От груди взгляд Жозуэ поднимался к смуглому, загорелому лицу с полным, чувственным ртом и лучистыми, зовущими глазами. Мечтательные очи Жозуэ загорались грешным низменным желанием, а его бледное лицо розовело всего лишь на мгновение, ибо, миновав пользующееся дурной славой окно, оно снова становилось бледным, а взор обращался к Малвине.

Учитель Жозуэ в глубине души тоже не одобрял злополучной идеи богатого фазендейро полковника Кориолано Рибейро поселить свою столь соблазнительную и столь открыто предлагающую себя любовницу именно на площади Сан-Себастьян, где жили лучшие семьи, в двух шагах от дома полковника Мелка Тавареса. Живи Глория на какой-нибудь другой улице, более удаленной от сада Малвины, он, возможно, в одну из безлунных ночей рискнул бы получить то, что обещали зовущие глаза Глории и ее полуоткрытые губы.

— Ишь как пялит глаза на парня!..

Старые девы в длинных черных глухих платьях, с черными шалями на плечах казались ночными птицами, опустившимися на паперть маленькой церкви. Они видели, как, поворачивая голову, Глория следила за Жозуэ во время его прогулок перед домом полковника Мелка.

— Он порядочный молодой человек. Смотрит только на Малвину.

— Я буду молиться святому Себастьяну, — сказала толстенькая Кинкина, чтобы Малвина полюбила его. Я поставлю святому самую большую свечу.

— И я… — вставила худенькая Флорзинья, во всем солидарная с сестрой.

Вздохи Глории, сидевшей у окна, походили на стоны. Тоска, печаль, негодование сливались в этих вздохах, которые оглашали площадь.

Она была преисполнена негодования против мужчин вообще. Все они были трусы и лицемеры. Когда в часы послеобеденного зноя площадь пустела и окна домов закрывались, мужчины, проходя перед открытым окном Глории, улыбались ей, умоляли ее взглядом и приветствовали ее с явным волнением. Но если кто-нибудь оказывался на площади, хотя бы одна-единственная старая дева, или мужчина шел не один, он сразу отворачивался, упорно смотрел в другую сторону, как будто ему было противно видеть Глорию с ее пышной грудью, выпиравшей из вышитой батистовой блузки.

Они напускали на себя вид оскорбленной невинности, даже если раньше, когда были одни, говорили ей любезности. Глория охотно распахнула бы окно так, чтобы ударить кого-нибудь из них по физиономии, но, увы, она была не в силах совершить это — ведь искра желания, тлевшая в глазах мужчин, была единственным утешением в ее одиночестве. Эта искра и так не могла утолить ее жажды и ее голода. Но если бы Глория ударила кого-либо рамой, то лишилась бы даже произнесенных украдкой робких слов. В Ильеусе не было замужней женщины (а в Ильеусе все замужние женщины жили строго, никуда не ходили и занимались только хозяйством), которую бы так надежно охраняли и которая была бы так недоступна, как эта содержанка.

С полковником Кориолано шутки плохи.

Его так боялись, что с бедной Глорией не решались даже здороваться. Только Жозуэ был немного смелее.

Каждый вечер, когда он шел мимо окна Глории, его взгляд загорался — и романтически гас перед воротами Малвины. Глория знала о страсти учителя и тоже чувствовала неприязнь к девушке, остававшейся безразличной к такой любви. Она называла ее тошнотворной дурой. Зная о страсти Жозуэ, Глория все же не переставала улыбаться той же зовущей и обещающей улыбкой и была ему благодарна, поскольку он никогда, даже в тех случаях, когда Малвина оказывалась у ворот дома под цветущим кустом жасмина, не отворачивался от нее, Глории. Ах, если бы он был посмелее и толкнул ночью входную дверь, которую Глория оставляла открытой… Как знать? А вдруг… Уж тогда бы она заставила его забыть гордую девушку.

Но Жозуэ не решался толкнуть массивную входную дверь. Да и никто другой не осмеливался. Мужчины боялись острых языков старых дев, сплетен и скандала, а в особенности полковника Кориолано Рибейро.

Ведь все знали историю Жуки и Шикиньи.

В тот день Жозуэ пришел немного раньше, в час сиесты, когда площадь уже опустела. Публики в баре осталось немного, там сидело лишь несколько коммивояжеров и доктор с капитаном, игравшие в шашки. Энох, решив отпраздновать получение колледжем официального статута, распустил после завтрака всех учащихся по домам. Учитель Жозуэ побывал на невольничьем рынке, где наблюдал прибытие многочисленной группы беженцев, потолковал в «Папелариа Модело», а теперь пил коктейль в баре, беседуя с Насибом.

— Масса беженцев. Засуха пожирает сертап.

— А женщины есть среди них? — поинтересовался Наеиб.

Жозуэ захотел узнать причину этого интереса!

— Вам что, не хватает женщин?

— Вы шутите, а у меня кухарка уехала, и я ищу новую. Иногда среди этих беженок попадаются подходящие…

— Там есть несколько женщин, но выглядят они ужасно. Одеты в лохмотья, грязные и словно зачумленные…

— Попозже схожу туда, может, кого и найдут Малвина не показывалась в воротах, и Жозуэ начинал проявлять нетерпение. Насиб сообщил:

— Девочка сейчас на набережной. Она совсем недавно пошла туда с подругами…

Жозуэ сейчас же расплатился и поднялся. Насиб стоял в дверях бара, наблюдая, как он уходит, должно быть, приятно почувствовать себя влюбленным. Пожалуй, когда девушка не обращает на тебя внимания, она становится еще более желанной. Рано или поздно такая любовь должна кончиться браком. Глория появилась в окне, глаза Насиба загорелись. Если когда-нибудь полковник ее бросит, все ильеусские мужчины начнут за ней охотиться. Но и тогда ему, Насибу, не заполучить ее, богатые полковники не допустят этого.

Подносы со сладостями и закусками наконец прибыли, любители аперитивов будут теперь довольны. Однако не может же он всегда платить такие огромные деньги сестрам Рейс. Когда ближе к вечеру посетителей станет поменьше, он сходит посмотреть на беженцев.