Стас покосился на объемистые пакеты:

— Ты хочешь сказать, что старая карга в состоянии выпить целое ведро этой бурды?

— Не она, а ее супруг. Он очень болезненный, и ему зачем-то это надо. Они трогательно заботятся друг о друге: Вера Герасимовна лечит бедного Алика, а он ей играет на пианино.

Стас фыркнул:

— И принимает йогуртовые ванны! Я последнее время куда ни сунусь — всюду сплошные идиллии. Весна, любовь, чириканье! Например, у той молодой актриски из сериала, что с Карасевичем жила, несмотря на жену. Зубастая такая, вечно в одних трусах…

— Лика Горохова?

— Точно! У нее тоже неизлечимая любовь. Как Карасевич пропал, она ничего не ела трое суток, рыдала, впала в депрессию. Папа-замдиректора законопатил ее в желтый дом на Луначарского.

Самоваров грустно покачал головой. Видел он этот дом!

Странно, но психиатрический диспансер в Нетске действительно был окрашен в яркий желтый цвет. Это величавое здание построили лет двести назад для каких-то тогдашних присутственных мест. Его украшали пузатые колонны и могучий фронтон, в треугольной раме которого теснились когда-то лепные Правосудие и Милосердие. В советские годы их заменили парой упитанных гипсовых паровозов.

Здание исконно было желтым. Когда в нем утвердилась психбольница, его из непонятной стыдливости пробовали сделать то зеленым, то серым, то розовым. Чуждая окраска никак не приживалась. Она отваливалась ломтями, осыпалась, трескалась. Могучее непокорное здание всякий раз упорно линяло до первородной желтизны. Последние годы борьба с неизлечимым желтым цветом уже не велась. Диспансер стал желтым домом во всех отношениях, выглядел превосходно и был объявлен ценным памятником старины.

Там-то, оказывается, за прохладными аршинными стенами и томилась сейчас бедная Лика Горохова. Она погибала от любви. Правда, к пятнице опытные врачи обещали поставить ее на ноги и вернуть для съемок в знакомую гигантскую кровать народного любимца миллионера Трюбо.

Стас сокрушался:

— Кто угодно есть в этой сериальной шайке: народные артисты России, пациенты дурдома, недоученные студенты. Нет только людей, связанных с криминалом.

— Так-таки никого? — посочувствовал Самоваров.

— Ноль! Из всей группы судимость имеет один Рябов.

— Главный герой?

— Он самый. Спортсмен, комсомолец и просто красавец. Даже не пьет! Родом он из Прокопьевска. Там в четырнадцать лет с тремя такими же малолетками он грабанул киоск на автобусной остановке. Разжились они сигаретами, конфетами-сосалками, водкой, палкой какой-то копченой колбасы. Взяли их тут же. Они признались чистосердечно, родители погасили ущерб. Год условно. Чепуха на постном масле!

— И это все?

— Разочарован? — усмехнулся Стас. — Я тоже. Увы, с тех пор Рябов стал паинькой — ударился в спорт. Даже каким-то вице-чемпионом заделался. Ты его видел? Совершенно безмозглый качок. Учится в театральном институте, но неважно. Всегда на грани отчисления. Но сериал прославил его, так что диплом получит гарантированно. Сейчас мечтает о кинокарьере. Кстати, у него роман с сестрой твоего чернокудрого подзащитного. Этого, с собачьим именем, — Тошика, кажется? Симпатичная девица, тоже черноглазая, будущий потомственный зубодер. Всеми Рябов характеризуется положительно, с Карасевичем ладил. Его и пристроила в сериал супруга Карасевича, большая специалистка по мальчикам. Надоело! Только и делаю, что слушаю рассказы, как нежно все они в съемочной группе дружили. Беспросветно!

— Значит, пока тупик?

Стас почесал за ухом, криво усмехнулся:

— Да есть тут один крючочек. Вот пошарим завтра в малиннике…

Нет, не на малинник все это походило, не на пышные лакомые заросли, а на хрупкий и зыбкий осинничек. Причем в ноябре.

Все питомицы агентства «Смэш моделс» были юны, тонки и длинны — некоторые даже на голову выше Железного Стаса. Их лица в обычной обстановке, без камеры, не казались ни хищными, ни надменными. Выяснилось, что модели умеют хихикать, удивленно хлопать ресницами, шмыгать носом. У кого-то обнаружились ямочки на подбородке, у кого-то веснушки, а то и бородавка под глазом. Есть где на них разгуляться кисти и скальпелю! Обычные девчонки, многие в школу еще ходят. Стасу с такими работать нетрудно, поскольку в них полно зеленого любопытства и детского простодушия. Расскажут все, что знают! Одна беда — напридумывают с три короба тоже.

Прежде чем засесть за беседы, Стас поискал ту дверь, в которой на экране мелькнул человек без лица. Агентство размещалось на первом этаже хрущевки, в бывшем магазине «Ткани», переделанном и перекрашенном. Имелся тут всего один длинный коридор, как в бараке. Сюда выходили двери кабинетов, залов и зальчиков.

В самом большом зале, где прежде торговали тканями, стены теперь стали парадно-синими, а в центре вырос подиум. Вокруг него выстроились ряды мягких стульев, чтобы можно было взирать на красавиц снизу, из трясины собственного несовершенства. Здесь-то и проходили съемки сериала.

Дверь из этого зала вела в коридор. Там в любую другую дверь можно было скрыться мгновенно (если, конечно, была нужда). Зато выход на улицу всего один. У выхода в глубоком кресле дежурила охранница — настоящий Чумаков в юбке, здоровенная бабища с резиновой дубинкой на крутом боку. «Вроде евнуха в гареме», — усмехнулся Стас.

Несмотря на угрожающий вид бабищи, особой строгости и дисциплины в агентстве не было. Стас выяснил, что охранница часто отлучается на минуту-другую по своим разнообразным надобностям. Тогда за входящими и выходящими обязаны приглядывать менеджеры, у которых и своих дел хватает.

Стас это проверил: он беспрепятственно, топоча ногами, вошел в холл. Охранница брела в это время куда-то с кофейной чашкой в руке и даже ухом не повела. Не повели ухом и другие работники агентства. Стас сделал вывод — войти сюда и выйти отсюда никакого труда не составляет. Вполне может случиться, что незнакомца без лица никто здесь не заметил и не запомнил. Запоминать его, скорее всего, и не стоило — никому он не мешал, ни к кому не лез. Зато Стас упрямо сосредоточился теперь на человеке-призраке. Ведь зачем-то же таскался он по съемкам!

Выяснив, что охрана у красавиц аховая, а народу топчется в коридоре много, Стас продолжил свои изыскания. Теперь он отправился к Надежде Кутузовой.

Владелица агентства была первой нетской моделью, пробившейся к кое-какой славе. В Европе и Японии лет пятнадцать назад она была известна как Nadya и стала даже лицом какого-то порошка для мойки кафеля. Но потом что-то у нее не заладилось, и она вернулась в Нетск. Сейчас Nadya умело фабриковала моделей из местных девчонок подходящей стати.

Надин кабинет был куда элегантнее, чем у мебелыцика Козлова. Даже мебель она где-то отыскала получше и посоразмернее и обзавелась зеленью в горшках. Множество тропических растений блестело изо всех углов лоснящимися листьями — то полосатыми, белыми с розовым, то ядовито-зелеными, то пятнистыми, будто обрызганными кислотой. Стены украшали фотографии моделей. Надин портрет, сделанный, судя по прическе, довольно давно, был крупнее остальных.