– Игорь, ты прав. Это война. Неужто вернулись «лихие девяностые»? Поверить не могу.

– Да что удивляться? На войне все средства хороши. У Зайцевых сын есть, Андрюшка. Девять лет пацану. Сиротой остался.

Я даже рот открыла от удивления:

– Как же он жив остался? Или его в доме не было?

– Не было, конечно. Колыванов, брат Вики, побыл немножко и уехал. Андрюшку с собой забрал, чтобы мальчик под ногами не путался у взрослых и пьяных гостей. Это спасло жизнь мальчишке.

Я подняла брови:

– Кстати, я своим разгильдяйством тоже спасла жизнь тебе. Если бы ты не спешил домой, ко мне, вполне мог бы остаться у них ночевать. Друзья детства, то да сё.

– Да чего бы мне у них ночевать? Хотя.

– А с мальчиком что теперь будет?

– Из близких родственников у него только Колыванов.

Тут мы с Соболевым посмотрели в глаза друг другу и горестно покивали. Синхронно. Всё и так было ясно.

Я отважилась спросить:

– Ты думаешь, это дело рук Колыванова?

– Доказательств нет. Но исключить такой вариант я не могу.

– Неужто всё дело в акциях? Из-за какой-то несчастной швейной фабрики – сестру родную не пожалеть? Еще и в день рождения.

– Катя, ты не всё знаешь. Виктории и Серёге принадлежал также основной пакет акций деревообрабатывающего комбината. У меня там тоже есть акции, но мало: всего двадцать процентов. Так что, убрав Зайцевых, Колыванов одним махом всех побивахом: оформляет опеку над Андрюшкой, сам распоряжается его акциями, становится главным акционером двух основных, самых прибыльных предприятий города. Думаю, малый и средний бизнес он подомнет под себя просто по ходу дела. А меня даже убивать не придется. Я просто отовсюду повылетаю. У меня во всех прибыльных предприятиях, конечно, есть акции. Но Колыванов, оказывается, уже какое-то время тайно скупает все акции розничных акционеров, то есть мелких. А я узнал об этом только сегодня. То есть он тихо, но уверенно прибирает к рукам город. А поскольку я везде остаюсь миноритарным акционером, то здесь уже наши не пляшут. Финита ля комедия.

Я потерла виски:

– То есть Колыванов буквально из рук выхватил у тебя два крупнейших предприятия, а для этого пошел на убийство, причем не кого-то, а родной сестры и зятя. Интересная картина. Знать бы, как долго он это планировал? И почему именно тебя решил свалить? Городов ему мало, что ли?

– Вряд ли он планировал это в одиночку, да еще издалека. За ним наверняка кто-то стоит. Но кто? Вот это – главный вопрос. И второй вопрос: как мне удержать в руках эти предприятия и прочие активы?

Я пожала плечами:

– По-моему, единственный способ – не позволить ему оформить опеку над Андрюшей. Тогда он останется простым мелким акционером, и тебе ничего грозить не будет. Слушай, Игорь, а не можешь ли ты сам взять Андрюшку под своё крыло?

Он покачал головой:

– Никак невозможно. Я мальчику – никто, чужой человек. А Колыванов ему – родной дядя. То есть у него на руках все козыри, у меня же – никаких.

– Игорь, на тебя невозможно смотреть без слез. Пойдем вниз. Я видела у тебя и мяту, и мелиссу в пакетиках. Заварю тебе травяной чай. Хоть немножко успокоишься.

Мы переместились в кухню. Пока я суетилась, кипятила воду, заваривала травы, Соболев сидел молча. Молчал он тяжело, угрюмо. Можно было только предполагать, какие мысли теснятся в его кипящем мозгу. В моей голове тоже мысли громоздились одна на другую. Кто такой этот Колыванов на самом деле? Самостоятельный игрок – или просто «темная лошадка», орудие в руках другого игрока, более опытного и умного?

Впервые я услышала о нем от Вадима. Но что их связывает?.. Вадим ли ввёл в игру Колыванова, прописав ему роль? Или всё наоборот – хитрый, расчётливый Борис Колыванов вошёл в сговор с Вадимом, потому что цели их были схожие? И кто в итоге станет фактическим хозяином города – Вадик или Борис? А вот участь Соболева, похоже, уже решена. Его списали со счетов. Остались только технические моменты.

Кстати, Вадик что-то исчез с моих радаров. Не звонит, не шлет сообщений. Инструкций от него я так и не получила, хоть и просила об этом. Может, у него тоже возникли непредвиденные затруднения? Или он начал новую игру, не поставив меня в известность? Даже не знаю, что и думать.

Чай заварился. Я разлила его по чашкам. По кухне поплыл одуряющий запах мяты. Подвинула Соболеву вазочку с печеньем. Он, скривившись, только головой качнул: не хочу, дескать. Но к чашке припал с удовольствием.

Чаёвничали мы в полном молчании. Потом он сказал:

– Завтра похороны. Мои люди занимаются этим, но мне самому надо всё контролировать.

И с этими словами умчался. А я осталась разбираться в своих мыслях, догадках и предположениях.

Весь следующий день у Соболева был занят похоронами и поминками. Я же сидела дома, под охраной, как мне и было предписано. Он вернулся только поздно вечером. Лицо было серое, под глазами залегли фиолетовые тени. Что ж, вполне объяснимо. Потерять друзей детства, деловых партнеров, при этом самому лишиться финансовой почвы под ногами, – тут не то что посереешь, а даже позеленеешь от переживаний.

Я молча налила ему ванну с расслабляющей пеной, буквально за плечи отвела туда. Не беспокоила, пока сам не вышел. Он лег в кровать, я села на свободную половину, скрестив ноги по-турецки.

– Хочешь поговорить?

Он вздохнул:

– О чем говорить, Катя?.. Всё очень плохо.

– Что с мальчиком?

– Его решили на похороны не брать. Ему и так очень плохо. Зачем лишние нервы?

Остался под присмотром своей бывшей няни, у нее дома. Пока что поживет там. Но Боря Колыванов уже стал собирать пакет документов. Хочет побыстрее «приватизировать» племянника. Точнее, его активы.

– Активы серьезные?

– Более чем. Контрольный пакет акций двух крупных предприятий, еще несколько предприятий помельче плюс банковские счета родителей. А родители у него были людьми богатыми. Андрюшка – единственный наследник первой линии, а значит, всё это теперь переходит к нему. Но до совершеннолетия ему ещё ехать и ехать, почти десять лет. И родной дядя собирается все предстоящие годы владеть этим безраздельно и пользоваться по своему усмотрению. Поэтому и спешит оформить опекунство.

Я вздохнула:

– Не думаю, что его интересует именно опекунство.

– Не понял.

– Боюсь, что он планирует мальчика усыновить.

– Да какая разница.

– Есть разница. Усыновить надежнее.

– Да зачем ему?.. Он еще не старый, может и своих детей родить. Для них будет копить деньги. Чтобы в наследство оставить. Похоже, он мужик оборотистый: у него и сейчас уже много денег, а со временем будет еще больше. А зачем же наследство делить еще и на неродного?